Михаил Домогацких - Южнее реки Бенхай

Одиннадцатого октября 1964 года Нгуен Ван Чою был объявлен смертный приговор. Двенадцатого его должны были расстрелять.

Двенадцатого октября полиция разрешила жене Чоя прийти к нему с передачей.

Куен бросилась к тюрьме и напротив этого мрачного учреждения накупила у торговцев фруктов и сладостей. В приемной тюрьмы посылку взяли без слов.

— А завтра можно принести?

— Конечно, можно.

Куен подумала, что Чой не совершал того, о чем пишут газеты. И вот уже, видимо, с него обвинение снимают, обрадовалась она.

От ворот тюрьмы она пошла домой, а по пути остановилась у газетной витрины. Там стояло много людей, и Куен услышала имя Чоя. Прислушалась к разговорам.

— Ну и храбрец этот Чой. Подумать, мину для самого Макнамары!

— Но и венесуэльцы не простые ребята.

— А при чем тут венесуэльцы? — спросила Куен. Но ей никто не ответил. Видно, эта тема не для обсуждения с посторонними.

Она подошла к витрине и первое, что увидела, — имя Чоя. «Казнь Чоя отложена» — называлась заметка, переданная агентством Ассошиэйтед Пресс. «Несмотря на смертный приговор, вынесенный террористу Нгуен Ван Чою, готовившему убийство министра Макнамары, казнь преступника отложена… — у Куен поплыло перед глазами, буквы слились в одну неразборчивую череду слов, и ей пришлось напрячь все душевные силы, чтобы не упасть и дочитать до конца, — …отложена, — нашла она строчку. — Дело осложнилось из-за того, что в столице Венесуэлы Каракасе отряд коммунистических террористов захватил заместителя начальника американской военно-воздушной миссии полковника Смоленса. Террористы угрожают убить Смоленса, если сайгонские власти казнят вьетнамского террориста Нгуен Ван Чоя. Венесуэльские бандиты предложили обменять Смоленса на Чоя. Вашингтон и Сайгон ищут приемлемый путь решения».

Куен прислонилась спиной к горячей каменной стене и, плача, произносила имя бога. Она не знала, где Каракас и Венесуэла, но она сразу поверила, что те, кто заступился за ее Чоя, могут вырвать его из лап смерти.

На следующий день сайгонская газета «Тхиен Тхи» («Добрая воля») поместила портрет Нгуен Ван Чоя перед столом чрезвычайного трибунала, на котором лежала мина и моток проволоки. Газета писала, что посольство США в Каракасе-выступило с заявлением, что Соединенные Штаты не возражают против того, чтобы обменять жизнь Чоя на жизнь полковника Смоленса. Партизанам было дано заверение, что требование тех, кто удерживает Смоленса, будет выполнено, если они отпустят полковника в целости и сохранности.

14 октября американские агентства передали, а газеты Сайгона напечатали сообщение под заголовком: «Полковник ВВС США Смоленс на свободе. А что будет с вьетнамским террористом?»

Едва солнце поднялось над Сайгоном, а Куен уже подходила к лавочникам напротив тюрьмы. Как обычно, она купила фрукты и сладости, но передачу у нее не приняли, велели приходить только после обеда. Сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди от волнения. Она решила не ходить домой, а переждать у знакомых лавочников. Сидя на скамеечке, она увидела, как в машине «пежо-404» с открытым верхом доставили откуда-то гроб.

«Наверное, умер кто-нибудь из заключенных», — подумала Куен. Но тут откуда-то налетели фоторепортеры, начали щелкать камерами, снимая сначала медленно въезжающий в ворота тюрьмы гроб, а потом переключились на нее.

— Что они, с ума посходили? — спросила Куен одного из торговцев.

— Кажется, дорогая Куен, — ответил тот, — это гроб для твоего мужа… — он не договорил, увидев, как побледнела Куен.

— Но мне же сказали… — она беспомощно искала глазами, кто мог бы ей ответить, и вдруг увидела спешащего к ней отца Чоя.

— Крепись, дочка, крепись. Я звонил адвокату, но он только дал телефон начальника тюрьмы… Мне сказали: Чоя только что расстреляли.

Из дневника венесуэльского команданте Грегорио.

«Каракас просыпался. По проспе-ктам мчались автомашины. Садовник, крепко зажав ножницы, подрезал ветки деревьев в аристократическом предместье Коли-нас де бельмонте.

Мы заняли позиции в заранее установленных местах. Ровно семь. У подъезда дома, рядом с которым работал садовник, остановился грузовик с номером ВВС США, навстречу к нему выходит высокий, подтянутый полковник. Мы знаем, что его фамилия Смоленс, он заместитель начальника военно-воздушной миссии США. Неожиданно грузовик и полковника окружают партизаны. Один из наших товарищей, направив пистолет на Смоленса, говорит, что он арестован. Полковник делает вид, что не понимает. Языковый барьер преодолеваем с помощью пистолета, он красноречивее переводчика. Заталкиваем полковника в «шевроле» и включаем музыку на всю мощность. Если Смоленсу придет в голову мысль кричать, его не услышат.

Отъехав на несколько километров, меняем «шевроле» на автомобиль с легальными городскими знаками и на нем доставляем полковника в потайное место.

Я возвращаюсь в город. Из телефона-автомата позвонил в главное полицейское управление и сообщил о захвате в качестве заложника американского полковника. Передал дежурному просьбу сообщить своему начальству, что мы готовы обменять Смоленса на вьетнамского юношу Нгуен Ван Чоя. Дежурный, кажется, ничего не понял, но обещал передать. При вопросе, где находится американский полковник, я повесил трубку.

Отходя от телефонной будки, я уже услышал, как в городе завыли сирены тревоги. А здесь расквартировано 15 тысяч военных, 9 тысяч полицейских, разветвленный аппарат разведслужбы. И все они были направлены на поиск полковника Смоленса.

Через несколько часов американское посольство передало по радио, что Вашингтон согласен отменить казнь Нгуен Ван Чоя и просит отпустить полковника.

За свое доверие мы были наказаны. Мы вернули полковника Смоленса американцам, а те приказали расстрелять нашего вьетнамского брата. Из этого мы извлекли урок: врагу нельзя доверять на слово».

Из письма Фан Тхи Куен партизанам Венесуэлы:

«Партизаны Венесуэлы! Мое имя Фан Тхи Куен. Я простая работница одной из сайгонских фабрик. В октябре прошлого года каратели расстреляли Нгуен Ван Чоя. Меня тоже бросили в застенок, поэтому я не могла раньше написать вам письмо.

Но сейчас я в джунглях, вместе с вьетнамскими партизанами. И отсюда, с освобожденной южновьетнамской земли, я хочу послать вам слова искренней благодарности за то, что вы, рискуя собственной жизнью, предприняли отважную попытку спасти моего Чоя.

Империалисты не только жестоки, но и коварны. Они с одинаковой легкостью убивают и лгут. Когда вы захватили Смоленса в плен и изложили свои условия, янки испугались и решили на время отложить расправу. Но потом они все-таки расстреляли моего мужа. Тяжело мое горе, но я дочь Вьетнама, я родилась и выросла на героической земле и сделаю все, что в моих силах, ради победы над американскими оккупантами и их прихвостнями. Примите от меня в знак дружбы эту небольшую книжечку о жизни Чоя. Фан Тхи Куен».