Михаил Домогацких - Южнее реки Бенхай

— Позволь, Юл, тогда зачем же такая армия, если есть идеальный план умиротворения?

— Войска будут уничтожать ключевые базы или районы сопротивления Вьетконга. Понимаешь, ключевые!

— Это я понимаю. Но что будет, если тот же Додсон посчитает, что любой вьетнамец — выходец из ключевого района?

— Он убьет его, Юджин, как он убивал и до этого. План Джонсона — Макнамары предусматривает подавление любого сопротивления, а рядовой Додсон только помогает этому.

— И ты согласен с этим?

— Я, Юджин, должен делать одно: помогать уничтожать красную опасность. Любой ценой, любыми методами и средствами, потому что это необходимо Америке. Я как твой мифический или реальный Додсон. Только стою чуть повыше его на лестнице и в руках у меня не только автомат. В этом вся разница. Впрочем, ты тоже такой же, хотя тебя определили в другой сектор. Но делать надо — и мы будем делать — одно и то же.

Утром Мактоун, тепло простившись с Фрэнсисом Райтсайдом, с офицерами базы, улетел в Сайгон, оставив Юджина Смита в полном душевном расстройстве. Он не находил себе места, не мог успокоиться, настолько обнаженно прозвучали слова Мактоуна. После них он с горечью признался себе, что действительно идет рядом с Додсоном и майором Тхао.

В одном из полков 25-й дивизии, дислоцированной в дельте Меконга, Мактоун с дотошностью расспрашивал офицеров о том, что они думают о войне, о совместных боевых действиях. Но офицеры — одни были не в меру словоохотливы и подобострастны — таких Мактоун не любил ни у себя в министерстве, ни здесь, другие — молчаливы и настороженны — оставили плохое впечатление. Только командир дивизии вел разговор в деловом ключе, отвечающем его генеральскому званию, и не всегда соглашался с Мактоуном.

Генерал отговаривал своего гостя от намерения побывать в 312-м полку, который находился сейчас на самом напряженном участке, но его доводы на того не подействовали. До полка добрались при заходящем солнце. Для дорогого гостя командир устроил богатый ужин, во время которого решили поговорить и о делах. Мактоуну не понравилась обстановка в офицерской среде: вели офицеры себя беспечно и развязно, много пили вина и пива, и это — рядом с противником! Мактоун не стал засиживаться и ушел в бункер к майору Кендаллу, советнику командира полка, и долго с ним беседовал. Майор был человеком наблюдательным и серьезным в суждениях.

— Мы здесь, — говорил он, — чувствуем себя так, будто попали на чужой пир и в чужом одеянии. Советы наши слушаются вполуха, выполняются в четверть силы. Иногда наши парни поднимаются идти в наступление, а друзья продолжают лежать, и наши становятся мишенями для вьетконговцев. Начинаешь требовать от их офицеров, чтобы приказали солдатам идти вперед, возникают сложные коллизии. Хоть Дина Раска вызывай для дипломатических переговоров.

— А как воюют наши собственные парни?

— По-разному. Морские пехотинцы, особенно те, которые еще не побывали в серьезных переделках, стараются как бы накопить не опыта, а острых ощущений, излишне бравируют. Расплачиваемся за это гробами. Правда, ковбойская лихость скоро проходит. Острые ощущения — кто-то втолковал нашим солдатам! — будто омолаживают душу и сердце, поэтому входят в привычку. Из-за этого слишком много зверств, варварских убийств, иногда беспричинных. Некоторые соревнуются друг перед другом, кто больше добудет ушей убитых вьетконговцев, — ведь за них платят, и ради этого могут отрезать уши даже у сайгонского солдата. Слава богу, мой срок кончается, вернусь в Штаты, буду служить в каком-нибудь полку или уеду в Западную Германию, хотя немцы мне тоже осточертели, но там хоть жить можно по-человечески. А тут дождешься того, что обнаружат тебя однажды захлебнувшимся на рисовом поле или в змеином болоте.

Они только собрались ложиться спать, как совсем недалеко началась сильная стрельба. Майор выскочил на улицу и пропал на долгое время. Мактоун, уже сам хотел последовать за ним, как тот вернулся и обеспокоенным голосом сказал: надо немедленно уезжать, Вьетконг ведет атаку крупными силами.

— Боюсь, что там узнали о вашем приезде, — добавил он.

— Как мог кто-то узнать об этом, что вы городите чепуху? — возмутился Мактоун.

— Здесь, господин помощник министра, все может быть. Вьетконг, как я убедился, везде имеет свои глаза и уши. Не будем тратить времени.

Метрах в пятидесяти от бункера уже стоял бронетранспортер с работающим двигателем. Занять место в кабине было делом одной минуты. Машина, подминая под гусеницы кустарник или кукурузу, рванулась вперед. Настоящую опасность Мактоун почувствовал во время прорыва к шоссе, когда попали в засаду. Хорошо что водитель сумел преодолеть завал из камней и бревен и выскочить на дорогу. Автоматные очереди, горохом пробарабанившие по корпусу машины, уже были не страшны.

«Не хватало только, чтобы помощник министра обороны самой мощной державы оказался в плену у Вьетконга, — зло усмехнувшись в душе, подумал Мактоун. — Представляю, как бы расценили это в Вашингтоне, да и во всем мире. А как бы это подали газеты! Пожалуй, первые страницы несколько дней только бы и украшали мои портреты».

По пути к Сайгону Мактоун оставался задумчивым и, казалось, подавленным. Настроенный всем ходом событий на непременную победу, он жил, как и многие другие, в несколько иллюзорном мире, думая, что стоит только направить во Вьетнам мощь Америки, как победа будет обеспечена. «Но вот оружие не идет, а течет сюда, как по конвейеру, прибывает разная техника и солдаты, — думал он. — А что получается? Под боком у американского командования сидят совершенно безбоязненно солдаты Вьетконга. И этот парадокс никого не удивляет, как будто так и должно быть».

При встрече с премьером Нгуен Као Ки он высказал в связи с этим сомнения и соображения.

Поглаживая короткие усики, ставшие модными среди офицерского состава южновьетнамской армии, Ки снова повторил свою коронную фразу:

— Есть один путь победить, господин Мактоун, — это уничтожить Северный Вьетнам, превратить его в пыль, и тогда все станет на свое место.

— Ханой от Сайгона в двух тысячах километров, господин генерал, — сказал Мактоун. — Пусть, как мы знаем и говорим журналистам, Ханой засылает своих людей в Южный Вьетнам. Но ведь не весь же Северный Вьетнам переселился на юг? Почему же ваши солдаты не могут воевать с Вьетконгом? Кто же, как не ваша армия, должен уничтожать его?

Генерал улыбнулся.

— Господин Мактоун, — любезным голосом сказал он, — вы знаете, что нам одним не справиться. Придут ваши дивизии в достаточном количестве, со своим опытом и своим оружием, тогда мы и начнем решать ныне столь трудную проблему. Вместе с вами. И это будет настоящая битва за победу, которую мы уж не упустим. А пока я говорил и буду повторять постоянно: надо бить по Северу. Север — голова. Разобьем голову — все тело можно-класть в гроб.