Сергей Мартьянов - Цветы

— Хлопцы! — насмешливо крикнул парень. — Бачьте, яки здесь гарны дивчата!

Это касалось в первую очередь Настеньки, и девушка немного смутилась. Все выходило не так, как она представляла себе.

Хлопцы заулыбались, загоготали, откровенно разглядывая Настеньку, а парень в нагольном полушубке весело подмигнул ей:

— Ну, давай знакомиться. Мэнэ зовуть Игнатом Дорошенко. А тэбэ?

— Настей Светловой. Вы откуда?

— 3 Ромадана. А ты з цьего миста?

— Что? — не поняла Настенька.

— Ну... из этого города?

— Ага. Здесь живу и здесь родилась. А это моя подруга, Катя Горбунова.

Игнат и Кате встряхнул руку так, что та поморщилась.

— Ну и як? — деловито спросил он. — Яка тут жизнь?

— Ничего, — вставила Катя.

— А як земли? Дуже богаты?

— О да! — ответила Настенька, оправившись от первого смущения. — Настоящие кладовые несметных богатств!

Игнат как-то странно посмотрел на нее и хмыкнул.

Вместе они вышли на привокзальную площадь, где уже начинался митинг.

— Товарищи! — выкрикнул секретарь горкома комсомола. — Разрешите митинг, посвященный...

Клубы белого пара вылетали у него изо рта, как дымки выстрелов. Игнат, девушка в ушанке и все остальные смотрели на него с любопытством. Потом вежливо и глухо захлопали рукавицами и перчатками, причем девушка в ушанке сунула Настенькин букетик под мышку, как веник.

И пока один за другим к микрофону, установленному на возвышении, подходили ораторы и произносили речи, в толпе приезжих все нарастал и нарастал гул. Девчата и хлопцы потирали посиневшие носы и уши, приплясывали, подталкивали друг друга, не слушая выступавших. До Настеньки доносились слова:

— Ох, и жрать охота...

— Где-то нас устроят?

— Закруглялись бы, что ли. Завели волынку ва таком морозе!..

У Настеньки вспыхнули уши. Действительно, зачем эти речи?

Тут она увидела под мышкой у девушки в шапке-ушанке свой букетик — сморщенный, потемневший и жалкий. Настеньке стало смешно и грустно. И когда с трибуны объявили, что от имени учащихся города слово имеет Настя Светлова, она не пошла на трибуну. Взяла и не пошла. Секретарь несколько раз выкрикнул ее фамилию, недоуменно покрутил головой и под общие возгласы одобрения закрыл митинг.

Все: и новоселы и встречающие — повалили к клубу мелькомбината.

— Ну, пойдем до нас в гости, — пригласил Настеньку Игнат и подхватил ее под руку. Настенька охотно пошла, клуб был недалеко, на противоположной стороне площади.

Вскоре все подошли к длинному приземистому помещению. Настеньку всегда смешил висевший там плакатик: «Курить и сорить в клубе строго воспрещается. За нарушение правил штраф 25 рублей без предупреждения». Последние слова были подчеркнуты жирной чертой, но на них никто не обращал внимания.

В дверях Настенька чуть не столкнулась с портнихой Серафимой Ивановной, инспектором Михаилом Матвеевичем, старухой Мурхабой Нуртаевой и еще какими-то пожилыми женщинами и мужчинами, выходящими из клуба. Было темно, их лица казались сумрачными, и вообще Настеньке было неприятно видеть их. Они шли поодиночке, молчаливые, словно им было неловко перед этой дружной веселой толпой, и они спешили поскорее разойтись по своим домам.

«Так вам и надо!» — злорадно подумала Настенька и под руку с Игнатом торжественно прошествовала мимо Серафимы Ивановны, Михаила Матвеевича и Мурхабы Нуртаевой. В следующую минуту она уже забыла о них и не видела, как они с усмешкой и укоризной посмотрели ей вслед.

Первое, что бросилось Настеньке в глаза, когда она вместе со всеми вошла в зрительный зал, были алюминиевые койки-раскладушки, расставленные вместо деревянных скамеек. Полы были выскоблены до блеска, и по ним хотелось ступать только на цыпочках. На окнах висели занавески, и, хотя они были самых различных фасонов и расцветок, в зале от них стало уютно, как в Катином доме. А на подоконниках... на подоконниках стояли горшки и горшочки с комнатными цветами — теми самыми, в которых было отказано Настеньке. Тут были и строгие фикусы, и бледные чайные розы, и яркие фуксии с фарфоровыми, точно неживыми, колокольчиками цветов. А ванька мокрый, скромный и смешной ванька мокрый, стоял на столе посреди зала, рядом с графином с водой.

При виде всего этого девчата и хлопцы в первую минуту присмирели, удивленные и восхищенные, словно вошли в музей, а потом разом загалдели, бросились занимать места получше, и в зале возник невообразимый веселый шум.

Игнат Дорошенко тоже убежал от Настеньки, а девушка в ушанке бросила увядший букетик на стол, рядом с ванькой мокрым.

Настенька машинально посмотрела туда, где красовался грозный плакатик насчет штрафа. Вместо него висела картина художника Шишкина «Утро в сосновом лесу», которую она видела в доме инспектора по кадрам Михаила Матвеевича.

Все было ясно.

Настенька схватила Катю за руку и потащила к выходу.

— Ты куда?

— Куда, куда!.. — обозлилась Настенька. — Пойдем ко мне домой и скажем маме, что мы дуры.

И они пошли.

...Это было в первую целинную весну, когда новоселов встречали цветами настоящей человеческой дружбы, а Настеньке шел всего лишь семнадцатый год...

1954 г.