Филипп Голиков - Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

В селе Нижние Муллы я с товарищами попал на ночевку в богатый двухэтажный дом. Хозяин — торговец, был в отъезде. Оставались одни женщины — жена и две дочери. Усталые красноармейцы легли спать, а я задержался в большой комнате, у книжного шкафа. Хозяйская дочка спрашивает:

— Вы читаете книги?

Я рассказал о любимых писателях. Разговорились. Девушка два года назад кончила в Перми гимназию. Она удивилась, когда узнала, что я — бывший гимназист, и позвала свою старшую сестру. Той лет двадцать пять. Носит пенсне, по виду курсистка или учительница.

Сестры принялись меня жалеть, уговаривать уйти от красных. Я вспомнил старика Кирхгофа и Евгению Францевну.

Который уже раз меня жалеют, советуют бросить Красную Армию. Мне даже смешно стало. Никто не уговорит меня свернуть с моего пути.

А сестры не унимались. Они считали, что я еще молод, не понимаю жизни, что интеллигентные люди должны сочувствовать адмиралу Колчаку и желать Учредительного собрания. Если я с ними согласен, они готовы до прихода белых приютить меня в своем доме.

Пробовал им доказать справедливость борьбы Красной Армии против капитала, но они даже слушать не хотели. Едва не поссорились. Потом поняли, что каждый останется при своем мнении и споры тут ничего не дадут.

Мы мирно пили чай. Но я все время чувствовал на себе скорбный взгляд старшей из сестер.

С Новым годом!!! Его мы встречали на станции Шабуничи. И не за праздничными столами, а в трудных боях.

Сегодня 2-е января, и пишу я уже в деревне Ошапы. В районе Чайковской долго задержаться не пришлось. Сразу двинулись обратно в сторону Перми и заняли оборону у деревни Черная. Здесь к нам присоединился наш 1-й батальон.

За минувшую неделю пройдено около 125 верст. Белые же, захватив 24 декабря Пермь, продвинулись по железной дороге всего лишь верст на двадцать с небольшим, хотя наших сил перед ними было совсем мало. Видно, дорогой ценой досталась им Пермь!

Штаб, командир и комиссар полка «Красных орлов» разместились в поселке у самой станции Шабуничи. Я поселился вместе с комиссаром. Вскоре узнали, что неподалеку от нас, за лесом, в селе Конец-Бор находится другой полк 29-й дивизии. Я слышал, как товарищ Ослоповский по телефону говорил о нем с командиром соседней бригады. Из разговора понял, что белые ведут наступление на Конец-Бор.

Против нашего полка они тоже наступают уже третий день. Поначалу полк дрался как-то вяло. Продолжались разговоры об отдыхе, который так и не состоялся. Однако последние двое суток красноармейцы сражаются упорно.

Весь первый день нового года я провел в деле. Наши роты крепко держались до темноты, но потом положение ухудшилось. Белогвардейцы — человек шестьсот — сделали глубокий обход в 12 верст и прервали сообщение между станцией и ротами. Подвоз боеприпасов прекратился, а патроны были израсходованы. Ротам пришлось отойти. Отступали без паники, в строгом порядке. Вел их комбат товарищ Полуяхтов.

Я все видел своими глазами. И, несмотря на отход, пришел к убеждению, что боевой дух «красных орлов» не сломлен. Есть еще порох в пороховницах!

В Шабуничи вернулся голодный. Сижу, обедаю, рассказываю товарищам последние боевые новости. Вдруг у самого дома стрельба из винтовок и пулеметов. Не пришлось мне доесть и договорить. Все кинулись наружу. Пока я одевался, хватал винтовку, никого в горнице уже не стало.

Выбежал на улицу, а лошади там, где я ее привязал, нет. Наверно, думаю, кто-нибудь угнал. Суматоха несусветная, понять ничего нельзя. Пули свистят со всех сторон. Рядом чья-то лошадь необузданная. Когда влез на нее, понял — лошадь-то командира полка. Не привыкла она к такому легкому седоку — как взовьется. Я еле удержался.

Заметил двух красноармейцев, которые быстро ползли по снегу в низину. И тут же загудел знакомый спокойный бас:

Эй, вы, вояки, куда ползете?

Это командир полка, словно из-под земли, встал над «пластунами». Видно, один он не растерялся.

Не в первой убеждаюсь я в том, что товарищ Ослоповский не знает страха, не поддается панике. В трудную минуту он только крепче ругается. Склонился над перепуганными, зарывшимися в снег бойцами и кроет их на чем свет стоит.

Слез я с командирского коня, нашел свою лошадь, взнуздал, вскочил в седло. Потом вспомнил, вернулся в дом, взял свой башлык да заодно прихватил брошенные товарищами табак, мыло, аптечку.

Когда выходил на улицу, огонь белых усилился. Но теперь я держал себя в руках и не суетился.

Белые, очевидно, рассчитывали захватить нас врасплох и вызвать панику. Однако их план не удался. Товарищ Ослоповский успел выслать разведку, которая отбила первый натиск.

Через некоторое время беляки снова полезли вперед и снова получили по зубам.

Потом до нас донеслись какие-то крики, резкие команды. В лесу гремело «ура». Все ближе, ближе… И снова тишина. Минут через пять совершенно отчетливо с разных сторон:

Первый взвод второй роты — в цепь!

Второй взвод третьей роты — вперед!

Первая рота — за мной!

Стало ясно — мы в окружении. А нас горстка: команда пеших разведчиков да человек десять из штаба и нестроевых команд. Но на счастье с нами был командир полка. Спокойствие товарища Ослоповского действовало на всех.

Мы держались часа четыре, ожидая свои роты. Они так и не появились. Зато подошел бронепоезд. Правда, стрелял он мало, но одним своим видом сдерживал врага.

В темноте захватили одного пленного. Вернее, не захватили, а он сам к нам пришел. Сбился с пути, думал, что здесь белые. Пленный — сибиряк, солдат 6-го Мариинского полка.

Товарищ Ослоповский, взяв с собой Осипа Полуяхтова и меня, отправился разведать приутихшего противника: где укрепился, чем занимается? Едет как ни в чем не бывало, а ведь в случае чего с дороги и на шаг в сторону не свернешь — кругом глубокий снег. Мне даже не по себе стало: зачем командир так рискует жизнью?

Разведка прошла благополучно. Мы выбрались из вражеского кольца. Полк занял новую позицию возле деревни Ошапы.

Вчера и сегодня вместе с командиром и военкомом ездил по всему участку обороны полка. Особенно напряженным был вчерашний день. То сами стреляли, то попадали под вражеский огонь. Несколько раз выходили за нашу цепь, смотрели, как «грелись» белые. Они с утра начали наступать по снегу, вылезли на открытое место, на бугор и там вынуждены были залечь. Только поднимут головы, наши пулеметы та-та-та-та-та… Приходится опять носом снег рыть. И так десятки раз за день. А назад, в деревню, офицеры не пускают. Уверен, что не меньше половины белогвардейских солдат и унтер-офицеров обморозилось.

Вечером подошел наш бронепоезд «погреть» беляков. Он выпустил снарядов семьдесят. После этого почерневший бугор опустел. Сегодня беляки не показываются.