Виктор Муратов - Перевал

Там уже орудовали горные стрелки генерала Конрада. Немцы вышли на Марухский перевал и двигались в сторону Хотю-Тау, занимая по пути перевалы на Главном Кавказском хребте от Клухора до Эльбруса. Но этого еще не знали в штабе корпуса. И даже штаб армии в те августовские дни сорок второго года имел смутное представление о том, что творится на самих перевалах и тем более на северных склонах Главного Кавказского хребта.

Капитан Сирота согласился с предложением Лейлы идти через северные скаты Эльбруса к верховьям реки Малки, а дальше через перевал Кантарай попытаться спуститься в ущелье Квантра.

Весь день батальон скрывался в лесу. В небе непрерывно гудели фашистские самолеты-разведчики. «Фокке-вульфы» стервятниками кружили над горами, выискивая добычу. Измученные за время скитаний, дети жались к бойцам. Они уже научились различать немецкие самолеты.

Бойцы батальона Сироты понимали, что детей надо спасти любой ценой, что бы ни ожидало батальон. Все знали, что переход будет очень трудным. Скоро августовская жара в долине сменится холодом и снегом на перевале. Дети были одеты в летние детдомовские костюмчики, на ногах изодранные о камни сандалии и парусиновые туфли. Бойцам приходилось раскручивать скатки, отрезать полы шинелей и обматывать ими ноги ребятишек.

С наступлением сумерек батальон двинулся к верховьям Малки. Большинство бойцов несли на руках ослабевших детей. Двигались медленно. Передовой отряд несколько раз вступал в перестрелку с отрядами егерей, которые уже хозяйничали в предгорьях Эльбруса. Во время перестрелок дети сидели испуганно-притихшие, но — что удивляло бойцов — никто из них не плакал.

На третьи сутки батальон Сироты вышел к Малкинскому ущелью, склоны которого поросли густым сосновым лесом. Кое-где среди деревьев возвышались причудливые скалы, похожие на средневековые замки. На одной из полян наткнулись на нарзанный источник, вокруг которого сохранились развалины древних построек, тропы были выложены каменными плитами.

На этой поляне решили сделать привал. Голодные дети набросились на спелый дикий крыжовник, но неожиданно из-за хребта вынырнули немецкие самолеты. В ущелье посыпались бомбы. Бойцы прижимали детей к скалам, прикрывая их своими телами. Самолеты делали заход за заходом. Взрывы бомб сотрясали горы. Но и после того, как улетели самолеты, в ущелье долго не смолкал грохот — с крутых откосов рушились камни.

Наскоро хоронили погибших. Стонали раненые. Ольга металась от одного раненого к другому, пытаясь хоть как-то помочь.

— Надо спешить, Ольга Андреевна, — торопил ее капитан Сирота. — Ведь опять налетят, гады.

— Как можно идти? Вы посмотрите, сколько раненых. Бойцы терпят, а дети!.. Боже мой, может, вот так же где-то и мой Ванюшка!.. Да что же это делается!

— Но как вы им поможете? У нас даже бинтов нет.

— Бойцы снимут нижние рубашки. Будем вываривать их в кипятке и делать бинты.

Под деревьями прямо на траве расстелили плащ-палатки, шинели. Ольге помогала Лейла. Раненые дети и бойцы сидели и лежали, ожидая очереди. То и дело раздавались детские стоны: «Тетенька, пить! Тетенька, помоги! Тетенька, больно!»

Кусая губы, с трудом держась на ногах, Ольга делала перевязки, удаляла осколки.

На повозку уложили тяжелораненых и двинулись в путь. Бойцы выбивались из сил. Дети были голодны, но никто не просил есть. Притихшие, испуганные, они по-взрослому серьезно смотрели на происходящее..

Всю ночь шли через лес, без дороги, прокладывая путь топорами в густом кустарнике. Утром на одной из полян наткнулись на пастуха. Молодой угрюмый балкарец пас стадо овец. Увидев людей в красноармейской форме, обрадовался. Он предложил капитану Сироте пять овец.

— Возьми, товарищ командир. Дети голодные, красноармейцы голодные. Зачем мне овцы? Я и сам бы ушел с вами, но жена рожать будет. Как могу уйти? Трех овец мне хватит, пока вернетесь, прогоните фашистов.

— Как зовут тебя, парень? — спросил Сирота.

— Яхья меня зовут, — ответил пастух. — А жена моя — Софият. Очень красивая жена моя. Нет такой улыбки ни у одной женщины. Нет такого сердца ни у одной женщины. Самая веселая моя Софият.

— Мы не оставим твою жену немцам. И тебя не оставим немцам, — твердо заявил капитан Сирота.

— Ты шутишь, командир. Софият рожать будет.

— В беде твою Софият не оставим, — вступила в разговор Ольга. — Я медицинский работник. Не бойся.

Возможно, и была Софият самая веселая девушка на все Приэльбрусье. Возможно. Но сейчас, когда погрузили ее вместе с ранеными на единственную на весь батальон подводу, она была далеко не весела, да и не очень красива. На темном осунувшемся лице резко выделялся тонкий с горбинкой нос, большие глаза светились лихорадочным блеском.

Софият безропотно подчинилась мужу, но вся дрожала перед неизвестностью первых родов, перед неизвестностью судьбы…

На пятый день батальон достиг затерянного в верховьях Малки рудника. Небольшое селение казалось безлюдным. Здесь Софият стало совсем плохо, Ольга и Лейла отвели стонущую женщину в первопопавшуюся саклю. Из-за занавески выглянуло морщинистое старушечье лицо. Лейла окликнула по-балкарски старуху. Та снова скрылась за занавеской, оттуда послышался ее гортанный голос. Ольга вопросительно посмотрела на Лейлу.

— Там мужчина, — пояснила Лейла. — Старуха велит ему выйти из сакли.

Опираясь на палку, коротко семеня ногами, мимо женщин прошел старик. Проводя его взглядом, старуха подошла к женщинам, поглядела на Софият, уложила ее на широкую деревянную кровать и молча принялась греть воду.

Едва старик вышел из сакли, как к нему бросился Яхья. Они заговорили по-балкарски. Никто не знал их языка, но было понятно: старик за что-то отчитывает пастуха. Тот стоял понурив голову, прислушиваясь к громким стонам, доносившимся из сакли.

Устало расположившихся вокруг сакли притихших бойцов охватило необычное чувство: сколько смертей повидали они, сколько друзей похоронили на горьких дорогах войны — а жизнь вот продолжается! Рождается новый человек!

Внезапно раздирающие душу стоны в сакле прекратились, и короткую тишину пронзил крик младенца.

Из сакли вышла Ольга. Она держала на руках запеленатого во что-то ослепительно белое ребенка.

— Сын! — крикнула она, и эхо разнесло этот крик по ущелью, и казалось, что и лес и горы приветствуют вместе с людьми рождение человека.

Вскоре вокруг запылали костры. На огромных вертелах медленно завертелись бараньи туши, покрываясь румяной корочкой и распространяя вокруг дурманящий голодных людей запах шашлыка. Здесь командовал счастливый Яхья. В честь Ольги, из рук которой он принял сына, Яхья назвал первенца Олегом. Яхья сокрушался, что по такому поводу не может по-настоящему угостить людей: нет даже хлеба. Но хозяин сакли увел куда-то трех бойцов, те вскоре принесли три мешка кукурузной муки. Женщины принялись печь лепешки.