Владимир Казаков - Артиллерия, огонь!

Как же это произошло?

Большая группа танков и пехоты противника находилась в роще метрах в 500–400 от расположения батареи. При каждой попытке вражеских танков приблизиться к опушке рощи сержант Плохих открывал интенсивный огонь. Когда одно за другим замолчали два орудия, а затем прекратило огонь и третье, противник, видимо, решив, что надежно подавил наши пушки, начал продвигаться вперед. Как бы прощупывая впереди лежащую местность, к батарее приближались пять танков. Два из них шли прямо на хорошо замаскированное орудие сержанта Плохих. Рядовой Дыскин сел на сиденье правого наводчика, Гуськов — левого, и орудие изготовилось к бою.

Увидев два приближавшихся танка, Дыскин открыл огонь. Первые же выстрелы достигли цели. Оба вражеских танка замерли на месте. Но вот убит Владимир Гуськов, и у орудия остался один наводчик Дыскин. А у 37-миллиметровой зенитной пушки должно быть два наводчика (правый и левый). Тогда сержант Плохих занимает место второго наводчика, но и он скоро выбывает из строя.

Три вражеских танка начали обходить орудие слева. Один за другим, подбитые метким огнем, остановились и эти три вражеских танка. Но за те несколько минут наводчик получил три тяжелых ранения. Боец истекал кровью. Комиссар Бочаров, руководивший эвакуацией раненых с поля боя, увидев окровавленного солдата, пытался снять его с сиденья.

— Я еще могу, — сказал наводчик и попросил разрешения остаться у орудия. Приходится только удивляться, откуда у этого вчерашнего школьника, почти необстрелянного молодого бойца нашлось такое высокое присутствие духа, такое бесстрашие перед надвигавшимися на него стальными машинами и такая поражающая воображение стойкость.

Скоро появилось еще два фашистских танка, идущих на орудие. И оно вновь открыло огонь. Уже подбит шестой, седьмой танк, и тут Дыскин получил четвертое ранение. Острая боль и большая потеря крови сделали свое дело: он потерял сознание.

Тут мне представляется уместным сделать небольшое отступление и рассказать, когда и каким образом в штабе 16-й армии стали известны события, о которых рассказано выше. В этот памятный день 17 ноября первые сведения о каком-то одиночном орудии, упорно сражавшемся с вражескими танками, были получены от командира одного из подразделений, которое вело бой невдалеке. Единоборство орудия с танками, таким образом, не осталось незамеченным. Об этом же мы узнали и от командира кавалерийского корпуса генерал-майора Л. М. Доватора. Докладывая Рокоссовскому о том, что одна из дивизий корпуса вышла на новый рубеж, он сообщил, что успеху в бою в какой-то мере способствовало неизвестное «блуждающее» орудие, отвлекающее на себя группу вражеских танков.

Когда Рокоссовский спросил у меня, чье это орудие, я не смог сразу ответить и попросил разрешения доложить об этом позднее. Даже в то время, когда почти на всех участках боев наши воины проявляли массовый героизм, случай этот был необычным, и я немедленно послал в указанный район майора Виленского и еще одного командира, фамилии которого я не помню. Они и должны были выяснить, что случилось с отважными артиллеристами и какой части принадлежало это загадочное орудие. После долгих и нелегких поисков Виленский и его напарник все же нашли Дыскина в госпитале в городе Истре. От пришедшего в сознание, но совсем ослабевшего от ран солдата делегаты узнали немного, но и того, что они доложили, было достаточно, чтобы оценить беспримерный подвиг наводчика орудия Дыскина. Они спросили его, почему он не оставил орудия после второго, а затем после третьего ранения.

— Как я мог оставить свою пушку, если знал, что после меня уже некому стрелять по танкам врага! А еще хотел отомстить за Володю Гуськова, моего друга по школе, и за других, — ответил наводчик слабеющим голосом.

К. К. Рокоссовский приказал мне подготовить шифровку и отправить ее немедленно командующему войсками Западного фронта Г. К. Жукову с представлением рядового Е. А. Дыскина к званию Героя Советского Союза.

Как выяснилось впоследствии, из Истры Дыскина перевезли в Москву, затем во Владимир. После всех этих скитаний он в конце концов оказался в свердловском госпитале. Там он пролежал до конца 1942 года, и за это время произошли важные события в его жизни. В апреле того же года в госпиталь пришла группа товарищей, чтобы поздравить его со званием Героя Советского Союза. Но в опубликованном Указе Президиума Верховного Совета звание присваивалось Дыскину Ефиму Анатольевичу «посмертно».

Прочтя Указ и, несмотря на полное совпадение фамилии, имени и отчества, Дыскин поздравления не принял, считая, что здесь какая-то ошибка. Ведь в Указе значится погибший Дыскин, а он живой.

Кто-то посоветовал написать письмо М. И. Калинину, чтобы рассеять все сомнения. По настоянию товарищей Дыскин так и сделал. В письме Всесоюзному старосте боец рассказал о возникших сомнениях и о том, где воевал и как был ранен. Через некоторое время пришло ответное письмо: М. И. Калинин подтвердил, что высокое звание присвоено именно ему, рядовому 694-го полка Ефиму Анатольевичу Дыскину. Председатель Президиума Верховного Совета СССР высказал большую радость по поводу того, что боец жив и что ошибка, вкравшаяся в Указ, оказалась, в общем-то, счастливой. Заканчивалось письмо очень теплым поздравлением и пожеланием скорейшего выздоровления.

После этого письма воин поверил, что это именно его отметила Родина самой высокой наградой. Никогда раньше, как это часто бывает с истинными героями, он не думал даже, что удостоится ее. Когда Дыскин уже мог ходить, в Свердловском театре оперы и балета в торжественной обстановке Председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы С. В. Кафтанов по поручению Президиума Верховного Совета Союза ССР вручил Е. А. Дыскину грамоту Героя Советского Союза, орден Ленина и Золотую Звезду.

Медленно потекли однообразные дни госпитальной жизни с лечебными процедурами, перевязками и т. п. Но и здесь проявился характер скромного солдата: он очень смущался, когда его поздравлял кто-либо с высокой наградой.

— Да хватит, ребята, — отбивался он.

Дыскин понимал, что по состоянию здоровья ему больше не придется встать в строй и вернуться на фронт.

Поэтому, узнав, что при госпитале находится эвакуированное из Киева Военно-медицинское училище, не желая терять времени, он начал посещать занятия и настойчиво учиться. К концу 1942 года Дыскин окончил училище и получил звание военного фельдшера, хотя числился еще госпитальным больным.

Дальнейшая судьба героя сложилась так. Незадолго до выписки Дыскина из госпиталя приехал начальник Главного санитарного управления Красной Армии генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смирнов. Побеседовал со знатным энтузиастом-медиком, он предложил ему поступить в Военно-медицинскую академию, находившуюся тогда в Самарканде. Дыскин согласился. Ведь еще до войны он намеревался поступить в медицинский институт.