Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

Ждали его весь день. Под вечер Петров крикнул:

— Идет и несет.

Со стороны Инкермана торопился матрос, а за спиной у него мешок. В небе показался «мессершмитт». Летчик заметил человека, снизился, резанул из пулемета — Малахов упал, раскинув руки — у каменной баррикады все вздрогну

ли… Немецкий летчик решил, что человек убит, рванул самолет вверх и помчался в поисках новой э^этвы. А матрос схватился, мешок на себя и бегом к окопам.

— Ранен? — Нестеров навстречу.

— Царапнуло… — Малахов прижал левую руку к себе. Петров оглядел рану и забинтовал.

— Развязывайте, — указал на мешок Малахов.

Петров вынул буханку хлеба, потом другую, пять

банок консервов и большую жестяную банку виноградного сока — особенно это дорого, хоть понемногу каждому утолить жажду.

— Выпросил у самого начальника снабжения дивизии, — сказал Малахов.

Разделили все принесенное, только успели поесть, а наблюдатели крикнули:

— Фрицы!

Нестеров глянул в щель между камнями. Приближались гитлеровцы. Все за баррикадой изготовились у пулеметов и винтовок.

Все ближе фашисты. Уже слышно, как усатый фельдфебель подгонял солдат: «Шнель, шнель!» — быстрей.

— Огонь! — крикнул ротный.

Дробно застучали пулеметы, залпами били винтовки

— гитлеровцы залегли. Нестеров ловил на мушку усатого фельдфебеля, но он не показывался из‑за камня. С оглушительным ревом, стреляя из пулемета, пронесся «мессершмитт». Немецкие солдаты схватились и бегом к баррикаде.

— В атаку! — крикнул лейтенант, первый выскочил из окопа и услышал за собой топот ног. Нестеров бежал прямо на фельдфебеля. Малахов тоже выбрал эту цель. Страшный вил был у матроса, шрам на лице налился кровью. Усатый фельдфебель попятился и заорал:

— Цурюк!

Гитлеровцы послушно повернули и, отстреливаясь, побежали вспять.

— Сволочи! — кричал им вдогонку Малахов. — Против нашего штыка — слабаки!

А Нестеров вернулся в окоп, руки у него дрожали.

Наблюдатели зорко смотрели вокруг, но пока все было спокойно. Бойцы чистили винтовки. Один солдат, он из Армавира, — его так и называли все — «Армавирский», смазы

вал оружейным маслом самозарядную винтовку и жаловался:

— Хорошая она, полуавтомат, но как попал в затвор песок — не выстрелишь. Приходится всегда платком затвор обвязывать.

Правду' он говорил. Поэтому многие имели у себя «русскую, трехлинейную», и бойцы добавляли: «безотказную». Хранил и Нестеров свою винтовку, старался уничтожить побольше фрицев и за того погибшего солдата, что держал в руках это оружие.

Потемнело.

Нестеров вылез из окопа размяться. К нему подошел Малахов и тихо заговорил:

— Этой ночью из Инкермана эвакуировали госпитали, всех женщин и детей. А с той стороны Инкермана немцы подошли совсем близко, даже голоса их слышно.

— Пока никому об этом не говорите, — попросил Нестеров. Задумался: — Куда нам раненых отправлять? Если будут…

— Скажут в штабе полка.

Ничего не ответил Нестеров на эти слова Малахова. Опять задумался: уже несколько дней не было никакого сообщения из штаба полка и связные оттуда не приходили.

— Пойдем подремлем, — сказал лейтенант Малахову, и оба скрылись в окопе. Но уснуть Нестеров не мог, все думалось об услышенном. Под утро он задремал.

— Вставайте! — будил Нестерова сержант Петров, он в эту ночь дежурил со своим взводом.

Лейтенант вскочил. Все I ремело — в небе очень много самолетов. Часть «юнкерсов» повернули на Инкерман, остальные двигались на город. И вдруг земля вздрогнула, затряслась. Нестеров увидел, как тяжелые бомбардировщики пикировали на Инкерман. Казалось, даже небо гремело и вздрагивало от грохота взрывов. Но крепки инкерманские стены, стояли неколебимо.

Отбомбившись, эскадрилья с крестами на крыльях повернула назад. Самый последний «юнкере» снизился и хлестнул из пулемета по окопам у баррикады.

Нестеров проходил по окопу:

— Кто ранен?

— Сержанта ранило…

Петров лежал, все лицо — в крови. Его отнесли в землянку. Подошел, прихрамывая, Малахов, склонился над раненым товарищем. Пуля пробила Петрову нижнюю челюсть, он не мог и слова сказать. Лейтенант подозвал солдата из Армавира:

— Пойдите в Инкерман, может, там врач остался. Или машину найдите, Петрова увезти в госпиталь. Скорее, земляк… — Да, он земляк: родная станица Нестерова недалеко от Армавира. Впрочем, все люди на земле — земляки.

А еще Нестеров думал о том: «Как продержаться? Батарея Инкермана разбита. Нет гранат, совсем мало осталось патронов. Люди голодные, кухня уже не приходит. А вода… она только снится».

Дозорные у баррикады смотрели в сторону противника. И Нестеров прислушался: тихо у гитлеровцев… Что они готовят нам?

Коротки ночи в июне. Уже рассвет. Солнце мутным пятном поднималось в облаках дыма и пыли над изуродованной севастопольской землей… Нестеров зашел в землянку. Сержант лежал, закрыв глаза. Возле него сидел Малахов. Обернулся и показал маленькую кружку, где было несколько капель мутной воды. Прошептал:

— Не может пить…

А Нестеров и, наверно, каждый в Севастополе больше всего боялись вот этого: если тяжело ранят, где будут лечить? Сейчас все госпитали здесь под бомбежкой и огнем. Но лучше об этом не думать…

— Противник с фронта! — голоса дозорных.

Опять наступают. Тот же фельдфебель подгоняет солдат. «Нет, в атаку нельзя, люди еле на ногах держатся», — подумал Нестеров. А фашисты все ближе. И когда лейтенант скомандовал «огонь», только несколько винтовок открыли стрельбу.

Лающие голоса почти у самой баррикады.

— В атаку! — лейтенант выскочил из окопа, за ним и остальные. Услышав команду, схватился раненый сержант, поднялся над баррикадой, все лицо в крови, нижняя челюсть отвисла, кровь хлестала изо рта.

Попятились немцы. Им показалось, что здесь и мертвые пошли в бой… Фельдфебель повернул назад, за ним и остальные скрылись за каменными скалами… Не один

сержант был страшен, все на баррикаде черные от жары и пыли, в окровавленных бинтах.

Возвращались в окопы. А раненый сержант упал на камни. Матрос кинулся к нему, приложил ухо к груди. Поднялся и снял бескозырку.

Похоронили сержанта Петрова в стороне от дороги.

Под вечер вернулся из Инкермана солдат.

— Все эвакуировались, — сказал он лейтенанту. — Госпиталь увезли за город.' Машина осталась одна, на ней уедут из штаба дивизии.

Ночью пришел связной из Инкермана и передал приказ: штаб дивизии отходит к городу. Задача этой роты — задержать врага, для этого перейти в штольни Инкермана.

Выходили из окопов, шли в темноте осторожно. Раненые старались молчать, тяжело раненых несли на руках.

Вот и штольни Инкермана. Гулко отдавались шаги в каменном подземелье. Нестеров приказал закрыть все входы в Инкерман. Но чем их закроешь? В некоторых штольнях прежде были железные ворота, сейчас они разбиты снарядами. Но в той штольне, где сейчас вся рота, широкие двери заваливали ящиками, железными кроватями из опустевшего госпиталя, откуда‑то принесли обгоревший остов автомашины. Получилась баррикада не меньше той, за которой оборонялись на симферопольском шоссе.