Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

Бью особенно тяжелый вечер. Хлестал за окном холодный дождь. Напротив первого корпуса сейчас разместилась полиция. Слышался оттуда свист плетей, крики избиваемых. Услыхав эти вопли, севастопольцы сжимали кулаки… И вновь, словно стон израненной птицы в неволе:

Алевтина! Алевтина!..

Молодой парень с пораненной головой вдруг поднялся, будто впервые увидел эти каменные стены, лежавших без движения на полу людей, кинулся на улицу, крича:

— Я в плену! В плену!..

И с разбега бросился на колючую проволоку. Треск пулеметов! Прожекторы скрестились над первым бараком — на колючей изгороди, пробитое пулями, распласталось иссохшее тело.

Хлещет дождь. Свистят плети…

Алевтина! Алевтина!..

Если б знала ты страдания мои!

После очередной утренней проверки, в барак севастопольцев зашел коротконогий унтер — офицер.

— Работа, работа! — щерился он в улыбке. — Гут работа. Кто есть электрик?

Все, поднявшись, хмуро глядели на сытую морду

унтера.

— Кто есть электрик? — опять повторил он требовательно.

Алеша Горшков, услыхав это, будто увидел сейчас свое сибирское село, бревенчатые избы, наверно, в них уже вспыхнул электрический свет…

— Ты есть электрик? — унтер взглянул на Алешу, в лице у которого застыла улыбка. — Ком! — и повел Алешу из барака.

Все смотрели в окна, как унтер вывел Алешу из концлагеря, и скрылись они за углом немецкой казармы. Севастопольцы вздохнули. Работа… Без нее также трудно, как без хлеба.

Вернулся Алеша под вечер. У него светилось лицо.

— Делал внутреннюю проводку в казарме, — рассказывал он. — Как взял в руки ролики и кусачки, все свое село вспомнил…

— Хоть покормили? — угрюмо спросил пухлый Семен Ребров.

— Супу немного дали, вот вкусный! — И осекся, взглянув на товарищей. — Даже с мясом…

— Хватит! — приказал Ребров.

— Я там насобирал… — Алеша разжал кулак, и все увидели окурки.

— Вот это удружил, — бормотал Ребров, трясущимися руками разворачивая окурки. — Все по разу зашмыгнемся…

Утром опять унтер увел Алешу. Семен Ребров под вечер от окошка не отходил. Вот и вернулся Алеша: хмурый, задумчивый. Окурков не принес.

— Закончили проводку, — сказал он.

Наутро в барак прибежал запыхавшийся унтер-

офицер:

— Где электрик?

Алеша вышел вперед.

— Кусачки! — заорал унтер. — Где кусачки?

— Не знаю, ничего не знаю…

— Где они? — унтер наотмашь ударил пистолетом в лицо Алеши. — Аллее век!

Стуча кованными сапогами, по двору бежали солдаты.

— Раус! — в один голос рявкнули они. Всех из барака выгнали.

Слышались оттуда, из барака, стоны Алеши, крики унтера и солдат. Шел обыск, искали кусачки и не находили. Опять доносились из барака стоны Алеши и ругань унтера.

Гитлеровцы ушли. На полу лежал Алеша и стонал, закрыв глаза. Принесли воды, но он не отзывался, казалось уснул… Ночью опять ворвались унтер и солдаты. Все обыскивали, били Алешу. Он уже не стонал, молчал, закусив губы.

Больше не приходили с обыском. Наверно, немцы сами потеряли, а молодой сибиряк чуть не поплатился жизнью. Но хоть и мал ростом, но крепкий Алеша. Выжил. Согнувшись, ходил по крндору, старался не показываться солдатам и особенно унтер — офицеру.

Однажды ночью, лежа на полу, когда все уже уснули, Алеша шепнул Нестерову:

— Кусачки я взял и спрятал…

Виктор обнял Алешу. Почти всю ночь не спал Нестеров, всякие приходили в голову планы побега. Утром он подошел к Глебову, тот сидел возле каменной стены здания, передал ему слова Алеши.

— Так я и думал… — ответил Глебов. — Пострадал за

всех.

Вышел и Алеша на улицу, сел возле Глебова. Майор обнял его и шепнул:

— Где?

Алеша глянул в самый дальний угол, где колючая проволока поворачивала за каменный барак.

— Все ясно, — скалаз Глебов.

Готовились к побегу. Знали об этом только трое. Потом сказал! и моряку. Решили выбрать темную ночь и хорошо бы с дождем, чтобы следа не остались.

— Нужно и товарищей из соседнего блока об этом предупредить, — сказал Глебов Нестерову. — Но сообщить им только накануне побега. Где твой товарищ, с которым говорил в первый день?

Виктор давно не видел Егора Кузьминова. Может, больной? Каждое утро и вечером смотрел, как проходили мимо рабочие команды. И увидел Кузьминова, едва узнал — как тень, глаза ввалились. Виктор указал ему взглядом на проволоку своего барака. Тот все понял: нужна вс греча.

Вторые сутки над первым бараком не светил прожектор, какое‑то замыкание. Вечером Нестеров подошел к проволоке, Кузьминов уже на той стороне.

— Готовьтесь к побегу, — прошептал Нестеров. Пока ни кому ни слова.

— А как узнаем?

— Будете идти мимо, я подниму руку, значит, в эту ночь побег. Ваши из барака идут сюда, где лежишь, вырежем проволоку, а от нас — проход из лагеря.

— Очень ждем, — голос Кузьминова дрожал.

Они разошлись.

— А что там ожидать, — сказал Глебов Нестерову, — ночи темные, прожектор не светит. В следующую ночь бежим.

Утром Виктор сообщил Кузьминову, подняв руку. А вечером, когда в бараке все лежали, Глебов объявил:

— Товарищи, сегодня ночью бежим… Собирайтесь тихо. Ничего не берите лишнего.

Ночь темная. Часовые дремали на вышках… Глебов с Алешей кусачками проделали ход к соседнему бараку. Вырезал! колючую проволоку в главной изгороди, она в несколько рядов. Из соседнего блока уже здесь все вместе с Кузьминовым. Глебов решил их первыми пустить на свободу.

Последний раз тихо щелкнул! кусачки. Глебов, Алеша, моряк, Кузьминов вышл1 на свободу… За ними все из соседнего барака, в след — севастопольцы. Тихо выползал! и

— к берегу реки.

А в первом бараке Кондрат Сватов еще упаковывал свои вещи в объемистый мешок.

— Скорей! — Торопил Нестеров, его майор Глебов оставил замыкающим.

— Не брошу свое имущество фрицам, — ворчал Сватов.

Выбралтсь из барака, поползла под проволокой.

Свобода…

— Сейчас куда? — шепчет Кондрат.

— За мной, — Нестеров по — пластунски ползет как можно дальше от колючей проволоки. Схватился, и побежал. Сватов тоже побежал. И тут случилось… Кондрат в вещмешок и когелок уложил, а в нем ложка. И загремела она в котелке… Часовые поднял1 тревогу. Кинултсь собаки вслед.

Многих поймал1. Но Алеша, Егор Кузьминов, моряк и еще несколько человек ушли. Есл! они переплыл1 реку, считай скрылись.

А тех кого поймал1, построил! на плацу. Орал комендант, и вывел из сцюя каждого* десятого. Среди них Кондрат Сватов. Солдаты повели их к двадцать шестому корпусу…

На другой день приказ: всех севастопольцев отправить в Германию. Ночью уходил туда поезд. Прощались севастопольцы со своей Родиной…

Всех севастопольцев из концлагеря отправлял! в Норвегию. На железнодорожных путях стоял эшелон. Загна- лт всех в вагон, закрьши на замки, и эшелон пошел. На станциях не стоял1 долго. Слышно было, как дикторы устрашающим голосом объявлял!: «Дас ист шварц комисса- рен!» Только во Фраш<���фурте — на — Одере задержались. Недалеко отсюда Берлш, его бомбили. Даже в закрытых вагонах видны всполохи огней над Берлином. Может, это советские самолеты прилетели сюда и бомбили. Наши войска уже далеко продвинултсь на Запад.