Григорий Линьков - Война в тылу врага

— Вот видите, Григорий Матвеевич, — шутил по этому поводу Константин Заслонов, — не всегда бывает справедливой старая русская поговорка: «Была бы выпивка, а закуска найдется». На этот раз у нас получилось наоборот. Сначала оказалась закуска, а уж потом «нашлась» и выпивка. Буквально «с неба свалилась».

С Константином Заслоновым мы уладили дело по-хорошему: «за проявленную инициативу» в поисках и распаковке присланного нам груза мы передали заслоновцам четыре автомата и шесть пистолетов, а закуску и выпивку они обещали нам возвратить натурой после победы над фашистскими захватчиками.

С этим самолетом вообще у нас тогда получилась большая неувязка. Радиограмма, посланная нам из Москвы, по неизвестным причинам запоздала на двое суток и была принята 15 апреля одновременно со второй радиограммой, в которой говорилось: «Два человека и груз выброшены вам в ночь на четырнадцатое апреля. Радируйте получение».

Я был в полном недоумении: как быть? Как искать людей и груз, выброшенных без сигнала неизвестно где? Наш сигнал в это время изображался тремя кострами, расположенными в виде равностороннего треугольника, Мы совершенно не слышали в ночь на четырнадцатое гула самолета, не разводили установленных костров. Люди и груз, сброшенные без сигнала, могли попасть в руки врага, но как и где организовать поиски, невозможно было себе даже представить. Мне пришла в голову мысль: светящийся треугольник поднять над лесом, чтобы сброшенные люди, если они находятся где-либо в нашем районе могли его увидеть с большого расстояния. Но как это осуществить? В то время у нас не было возможностей устроить световой сигнал из электролампочек. Поэтому было решено сделать крестовину на высокой еловой жерди. К концам крестовины были привязаны проволокой сухие смолистые чурки. Зажженные смоляки долго горели на высоко поднятом кверху длинном шесте, изображая правильный светящийся треугольник. Несколько бойцов в ночь на шестнадцатое ходили с этим сооружением по острову, поворачивая светящийся треугольник своей плоскостью в разных направлениях. Этот движущийся световой сигнал с недоумением наблюдали наши соседи, заслоновцы, да, вероятно, и гитлеровцы, не понимая ни смысла, ни назначения этого своеобразного «крестного хода». Но затея оказалась не напрасной.

Герой Советского Союза, летчик Груздин, вылетевший к нам в ночь на 14 апреля и не обнаруживший установленного сигнала, возвратился вместе с людьми и грузом обратно на прифронтовой аэродром и в ночь на шестнадцатое вылетел вторично. Заметив нашу сигнализацию, он начал делать развороты над островом. Мы на всякий случай быстро разложили три костра на прилегающем болоте, и летчик сбросил направленных нам людей и грузы.

Мы послали Груздину благодарность, но попросили: в следующий раз сбрасывать парашюты более кучно.

Лесные курсы подрывников работали непрерывно.

Почти ежедневно уходили с центральной базы обученные люди: кто в составе пятерок — на шоссейные дороги для подрыва мостов и порчи телефонно-телеграфной связи, кто — на железнодорожные коммуникации врага, в распоряжение капитана Щербины. Антон Петрович Брынский готовился вывести пятьдесят человек подрывников на линию Борисов — Орша.

Много людей уходило на операции, но еще больше новичков прибывало к нам в леса. Уцелевшие от разгрома связные, ополченцы из Липовца и Московской Горы едва успевали провожать людей на базу.

Всю эту массу людей надо было кормить, снабжать продуктами на дорогу.

Наш зеленый песчаный островок, размером в несколько гектаров, окруженный со всех сторон болотами, залитыми водой, жил полной жизнью, В лесах и кустарниках вокруг острова по вечерам кричали на разные голоса дикие утки, журавли и всевозможные породы куликовых. Лесные опушки по ночам гремели непрерывным бормотаньем токующих тетеревов. Но людям, собранным на центральной базе, не было времени слушать эту разноголосую музыку пернатых.

Только журавлям, прилетевшим на свои болота и разместившимся с нами по соседству, удалось привлечь внимание наших бойцов и командиров своим назойливым, но осмысленным криком.

В березинских болотах мало водоплавающей дичи — гусей, уток, но очень много журавлей. С ними мы познакомились и «подружились», как только они вернулись сюда, на свои прежние гнезда. Кое-кто из наших хлопцев заговорил было об охоте, но охотиться мы запретили. Ведь это была наша советская территория, и на нее должны были распространяться советские законы, по которым охота весной разрешается только с подсадкой на селезня.

Журавли точно «проведали» о нашем к ним расположении и скоро перестали нас бояться. Они не улетали, когда мы проходили неподалеку, а стоя на месте, издавали какой-то особый крик, то ли предупреждающий об опасности, то ли успокаивающий. Этот крик совершенно не походил на тот, какой они издавали, заметив на болоте лисицу, волка или лося.

Я заметил это и стал безошибочно угадывать появление человека па окружающих нас болотах.

Бойцы, которых мы посылали для выяснения личности появлявшихся поблизости людей, первое время никак не могли понять, каким образом я узнавал о появлении непрошенных гостей. А когда я раскрыл им секрет, они не поверили:

— Да что вы, товарищ командир, смеетесь над нами? Ведь журавли кричат почти без умолку, а вы посылаете нас только тогда, когда действительно на болоте появляются люди…

— А вы послушайте, как они кричат, журавли-то. Всегда ли они кричат одинаково? Вот выпустите за остров лошадь — журавли сразу начнут перекликаться. Уберите потом лошадь, пошлите туда человека и послушайте, как изменится журавлиный крик…

Скоро все наши бойцы стали угадывать появление поблизости людей по журавлиному крику. Эти бдительные, неподкупные стражи бессменно охраняли нас. Незаменимую службу журавлей все поняли и оценили. Их больше не трогали и не пугали.

Вызванные в лес бойцы и командиры, грязные, полуголодные, с раннего утра до позднего вечера изучали технику подрывного дела.

Старшина отряда, Саша Шлыков, проявлял в это время кипучую деятельность. Приходилось не только кормить огромную массу людей, но и заботиться о санитарном состоянии лагеря. Шлыкову помогали своим Советом, а кое-где и трудом наши старички — Дубов, Рыжик, дед Пахом.

Однажды утром Шлыков попросил разрешения занять несколько человек земляными работами. Получив людей, он вырыл котлован и погреб. В Котловане построил баню. Кирпич и галька для печи были доставлены вьюками на двух оставшихся лошадях с заброшенного хутора Ольховый.

И вот на нашем острове затопилась баня, баня простая, сделанная из бревен, врытых в песок, с печью, осыпанной песком и обмурованной внутри кирпичами, но пара — хоть отбавляй. В вениках так же не было недостатка.