Александр Соколов - Экипаж «черного тюльпана»

Вершины взирали на людей и возведенные ими строения с гордым превосходством: горам было известно, чей век длиннее.

До войны сюда часто заезжали туристы. Им было на что посмотреть: и на высокие каменные столбы, врытые в землю еще Искандером Двурогим, который расставлял их по необъятным границам своих владений; и на высеченную в скале статую Будды, изрядно попорченную временем: память о нашествии Великих Моголов, которых тоже изгнали с этой земли. Был памятник и поновее — полуразрушенная крепость с тремя зубчатыми башнями, возведенная британским экспедиционным корпусом и брошенная англичанами после множества тщетных попыток стать хозяевами этой страны.

…Горы были продолжением этого города, говорящего на многих языках. Но однажды на устах его жителей зазвучало новое слово — «шурави», а через перевал Джабаль-таш ранним утром перевалила, грохоча железом и ревя моторами, колонна мотострелкового полка Ограниченного контингента советских войск.

С той поры минуло уже семь лет…

Полк возвращался с «боевых».

Работавшая в штабе машинистка Эллочка прискакала после обеда в женский модуль, и, узнав эту новость, он мгновенно пробудился после двухнедельной спячки. На обеих половинах хлопали двери, впуская и выпуская до неприличия возбужденных жилиц; мигом образовалась очередь в душевую, а также еще одна — к единственной полковой парикмахерше, рябой Виолетте…

…В ее комнате, которая была одновременно и спальней, и парикмахерской, уже толклось с полдюжины женщин. Грузная, пышногрудая Виолетта, бабий век которой был давно и безвозвратно прожит, держала в зубах дымящуюся сигарету и усаживала в кресло перед большим овальным зеркалом первую клиентку, самую красивую женщину в полку — Эллочку с роскошной гривой длинных каштановых волос.

Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась еще одна клиентка — официантка офицерской столовой Наталья.

Наталья заискивающе улыбнулась.

— Виолетточка, так я через час подойду?

Виолетта со снисходительным видом кивнула.

— Ладно. Но сегодня стригу без скидки.

Наталья понимающе махнула рукой.

— Само собой. Только ты уж постарайся. Чтобы моему понравилось, ладно?

Она исчезла за дверью, прикрыв ее за собой.

Виолетта окинула многозначительным взглядом женщин, столпившихся в комнате, и криво усмехнулась.

— Зачем ей стрижка? Знаю я ее хахаля-артиллериста. Не успеет приехать — так зенки зальет, что и не разберет, есть у нее волосы на голове или нет!

Женщины заржали так громко, что на окнах задрожали занавески…

…А еще в одной комнате барака, словно не слыша поднявшейся суеты, стояла на коленях перед приколотой к стене бумажной иконкой Богоматери и беззвучно, одними губами, читала молитву похожая на испуганную школьницу худенькая, голубоглазая Аннушка…

В восьмом часу утра, ежеминутно зевая, невыспавшийся и лохматый начальник строевой части — черноволосый крепыш старший лейтенант Чепига — сидел в своем кабинете и перебирал бумаги.

Дверь с треском распахнулась, и в кабинет вошел капитан Корытов. Следом за ним боязливо переступил порог тощий и сутулый начпрод полка лейтенант Маничев, который был выше Корытова на целую голову.

Корытов стянул с лысой головы кепку, отер ею с красного, морщинистого лба капельки пота, облокотился о деревянную стойку, делившую комнату пополам, и рявкнул:

— Полюбуйся на этого дурня, Витек!

Он замахнулся на Маничева локтем.

— У, лейтенант зеленый! Заставил старого капитана тащиться в комендатуру ни свет ни заря.

Чепига вытаращил глаза.

— Как же вы его вызволили с «губы», Евгений Иванович?

— Как, как… Наврал коменданту, что заменяю начальника штаба. В грудь себя бил…

Корытов обернулся к лейтенанту:

— Давай рассказывай, как залетел.

Пунцовощекий Маничев виновато переминался с ноги на ногу.

— Бачонок меня сдал. Там, в городе, этих пацанов… Отцы в лавках сидят, а они покупателей зазывают. Вот и ко мне один прицепился.

Чепига привстал.

— А ты?

— Послал его подальше. А пока в один дукан заглянул, в другой, этот гаденыш сбегал за нашим патрулем. В общем, выхожу я из дукана, а меня цап-царап. Всю ночь просидел на «губе»…

Чепига покрутил пальцем у виска.

— Ты что, не знал, что на этой неделе начальник гарнизона запретил выезжать в город за покупками?

— Знал.

— Ты уж до конца все рассказывай, — хлопнул капитан по стойке ладонью. — Как тебя на гауптвахте обшмонали, что нашли… Давай!

Маничев покраснел еще больше.

— Купил я себе брелок, в виде земного шарика…

— …на котором пол-Сахалина не красным, а желтым японским цветом зарисовано, — закончил за лейтенанта Корытов.

Глаза Чепиги жестко сузились.

— Знаешь, что за такие покупки бывает?

— Во-во, — подхватил Корытов. — Комендант как брелок увидел, так и взбеленился. Хотел сдавать Сашеньку в особый отдел. Еле отговорил.

— Кланяйся Евгению Ивановичу в ножки, Маничев, — облегченно вздохнул Чепига.

— Ну, в ножки — это ни к чему, а вот пару «пузырей» с тебя, парень, причитается! — Капитан хохотнул. — Да расслабься. Когда звонили из комендатуры, в штабе никого, кроме Витьки, не было. Больше ни одна живая душа не знает. — Он подмигнул Чепиге. — Много работы, Витек?

— Полчаса назад из центра боевого управления сообщили… У Джабаль-ус-Сараджа погибли четверо. Сержант и три солдата.

— Как?

— Прямое попадание в бэтээр из гранатомета.

— Эх, ребятишки… — Корытов медленно стянул с головы кепку. — За все «боевые» ни одной потери, а тут, в последний день… То-то, я смотрю, ты бумагами обложился. Похоронки пишешь?

— И похоронки, и письма. Раньше не требовали, а теперь надо — чтоб обязательно письма были родителям, от командования.

— Ясно… — понимающе протянул капитан. — Ну и когда ждать полк, Вить?

Чепига улыбнулся.

— Колонна уже перешла перевал, через час будет здесь.

Корытов нахлобучил кепку на голову.

— Тогда пора на КПП! Встречать Фоменко!

…Когда в коридоре стихли его шаги, Маничев осторожно присел на краешек стола.

— Каждый раз Рокфеллер встречает Фому.

Чепига рассеянно пожал плечами.

— Друзья…

— Два сапога пара. Оба холостяки. И тому, и другому под сорок. И оба — «пятнадцатилетние» капитаны. Пятнадцать лет в одном звании!

— А ну спрыгни со стола, — сквозь зубы процедил Чепига.

Маничев встал и, надув губы, отошел в сторону.

— Ты чего?

— Рокфеллер тебя с «губы» вытащил, а ты…

— Да я против Рокфеллера ничего не имею, он классный мужик, — заговорил лейтенант извиняющимся голосом. — Но ведь сам виноват, что на пенсию так и уйдет капитаном.

— Думаешь, Корытов от этого страдает? Хоть генералом его сделай, хоть в рядовые разжалуй — для Рокфеллера это не главное.