Любовь Буткевич - Солдаты милосердия

Заметили, что канонада стала отдаляться. Наши погнали врага. Это значит, что, возможно, завтра же отправимся вперед.

Время шло к рассвету. От речушки начинал расползаться белый туман. Луга быстро покрывались молочной пеленой, которая поднималась и кверху, к операционной.

Подул свежий предутренний ветерок, и всем стало зябко.

— Ну как, передохнули малость? — спросил ведущий. — Тогда приступаем к делу. На операционном столе ждет больной.

Далеко позади осталась Курская дуга. Коллектив госпиталя продолжает шагать по фронтовым дорогам. Мы еще развертывались в лесу, в палатках. Но больше в деревнях и селах. Не раз уходили люди на усиление в другие госпитали своей армии.

За это время набрались сил, окрепли в знаниях по уходу за ранеными и оказанию им помощи. В любых условиях научились оперативней устраиваться.

Теперь госпиталь находится в свернутом виде, но люди отдыхают не все. Шура Гладких и Оксана, Валя Лашук и Валя Бабынина, Миля и я едем в распоряжение подполковника Ерофеева, начальника ХППГ-4345, с коллективом которого не раз встречались, помогая в работе.

Во время боев раненые поступали непрерывно. Порой в течение суток принимали по нескольку сот, бывало, и до тысячи человек. Естественно, не всегда позволяли условия, чтобы разместить такое количество пострадавших, и потому нужно было так же постоянно освобождать места для прибывающих — эвакуировать в тыловые госпитали тех, кому уже оказана помощь.

Эвакуацией раненых в тыл занимались специальные ГоПЭПы — головные полевые эвакопункты, которые располагались вблизи железнодорожных станций, где формировались санитарные поезда и куда направлялись раненые со всех армейских госпиталей.

А если какой-то из полевых оказывался рядом с железной дорогой, то он сам формировал санлетучки. С одной стороны, это было хорошо. Создавались удобства для раненых, сокращались пути и время для их отправки. А с другой — плохо, тревожно. Потому что почти все станции подвергались бомбардировкам со стороны противника.

Фашисты не признавали флаги и знаки с красным крестом, которые должны были щадить по международным законам и условиям. Они одинаково расправлялись как со здоровыми бойцами, так и с ранеными и с медперсоналом, что на земле, что с воздуха.

Госпиталь, куда мы прибыли, находился на станции Бровары, под Киевом.

На первый взгляд, здесь происходило непонятное: одна за другой к подъезду дома подходили и так же уходили машины, на которых лежали раненые. Одних снимали с машин и заносили в дом, других — выносили, укладывали на машины и увозили.

Оказалось, что на сей раз ХППГ-4345 выполнял обязанности головного эвакопункта и занимался формированием санитарных поездов.

— А, старые знакомые прибыли! — весело встретил нас во дворе подполковник Ерофеев. — Ну что, девчата, с ходу получайте ответственное задание: поможете грузить на санлетучку раненых, а потом поедете сопровождать их в тыл. Определенного адреса не даю. Где примут, там и оставите.

— Так, может, и до Урала доберемся? — смеется Шура.

— Может, и до Урала дотянете. Но я думаю, что сдадите раньше и через недельку уже вернетесь. Как, согласны?

— Согласны, товарищ подполковник, — ответила Валя Лашук, назначенная старшей по группе.

Санлетучка — это для нас ново. И даже интересно. Захотелось побывать и в тылу.

Станция находилась в километре от госпиталя. Тут было шумно. Раздавались стоны раненых, фырканье машин, покрикивание шоферов, которые просили освободить дорогу. Стоял состав с товарными вагонами, оборудованными нарами. Больше половины вагонов были уже заполнены ранеными.

Машины, на которых мы прибыли, подошли задним бортом впритирку к вагону, и мы с Шурой, взявшись за носилки, стали переносить и перекладывать людей на разостланную солому.

Машины шли и шли. Мы переходили из вагона в вагон и снова брались за носилки. Руки натянуло так, что порой казалось — не удержу больного.

Иной скажет:

— Дочка, я очень тяжелый. Тебе не поднять. Попроси кого-нибудь помочь.

— Ничего. Справлюсь.

Тут подвезли людей на подводах. Еще трудней стало снимать носилки с телеги и поднимать их до уровня вагона, выше своего плеча. Вспомнились слова мамы: «Побереги себя». А как?

— Сестра, что вы делаете? — возмущается другой. — Неужели для такой работы в госпитале нет мужчин?

А подошедший начальник санлетучки, капитан Михайлов, подгоняет:

— Побыстрей, девчата! Надо успеть отправить эшелон, пока не появились вражеские самолеты.

Закончив с погрузкой, Михайлов пригласил нас в штаб-вагон.

— Значит, едем вместе? Где ваше предписание — будем знакомиться. Ого, сильные кадры выделили. Среди вас старшая сестра отделения и даже старшая операционная. Хорошо!

На Валю Лашук, старшую сестру отделения и старшую по группе, кроме общих обязанностей по сопровождению, возлагалось — следить за порядком в вагонах и обеспечивать медикаментами. А Миле Бойковой, операционной сестре, — готовить стерильные материалы, инструменты, шприцы и помогать во время проведения процедур и перевязок.

Потом мы распределились по вагонам. Получили инструктаж, советы и наставления начальника эшелона и отправились по своим владениям, чтобы познакомиться с обитателями вагонов.

Мои оказались в конце. Далеконько от штаба и кухни, подумала я.

Люди лежали на полу справа и слева и так же вверху — на нарах. Внизу потяжелее, раненные в нижние конечности, с шинами, а вверху — полегче.

Прошла по вагонам, выслушала жалобы и просьбы и принялась за дело. Нужно было спешить кое-что уладить до отправки поезда, чтобы успокоить людей. Путь предстоит нелегкий и неблизкий.

Вот санитары уже разносят бачки с кипяченой водой… А перевязки и уколы пришлось делать на ходу поезда.

На остановках, проходя мимо своих вагонов, спрашиваю, все ли тут в порядке, шутят:

— Полный беспорядок — соскучились. Посидите с нами, сестренка.

Когда поезд шел, наблюдались оживленные разговоры, шутки. Чуть задерживался на остановках, начинались расспросы: почему не отправляют? Беспокоились: не появился бы вражеский бомбардировщик.

Иногда я улавливала приближающийся заунывный гул вражеского самолета и спешила в последний вагон, где лежали более беспокойные. Плотно закрывала двери и заговаривала:

— Чего приуныли? Может, споем — поезд скорей тронется.

— Споем, с удовольствием, — отвечали. И кто-то из них запевал приятным баритоном:

И грянул такой хор, от которого у меня мурашки по спине побежали. Я сидела на полу, прислонившись к стенке вагона, и слушала. От такого дружного пения охватило волнение. А хор продолжал: