Бернард Ньюмен - Шпион

Нужно сказать еще кое-что, прежде чем я перейду к самому рассказу. Когда я вернулся в Англию из Германии, я ловил на себе вопрошающие взгляды моих друзей. Я был шпионом. Если бы я был клерком в Военном министерстве или водителем грузовика в тыловой службе, я, вероятно, вернулся бы с честью, но я был шпионом. В глазах, глядевших на меня, ощущалось подозрение в чем-то бесчестном, и это меня страшно обижало. Я слишком хорошо знал, какая храбрость требуется для этой работы — не однажды случалось так, что моей храбрости мне едва хватало. Я вспоминал речь господина Джорджа Эллиотта, адвоката, защищавшего Карла Лоди, агента немецкой военно-морской разведки, сказавшего: “Я защищаю его не как жалкого труса или малодушного типа, а как человека, беззаветно преданного своей родине, ее истории, ее традициям. Его дед был замечательным солдатом, успешно отстоявшим крепость, которой он командовал, от атак Наполеона. И именно как солдат он предстал здесь перед судом. Я не буду молить об его пощаде. Мой подзащитный не стыдится содеянного им. Многие с радостью сделали бы для Англии то, что он совершил для Германии, и, возможно, как раз сейчас они это делают. Какова бы ни была его судьба, он встретит ее как храбрый человек”.

Когда Карла Лоди вели к месту казни, он спросил помощника начальника военной полиции, отвечавшего за ее проведение: — Я полагаю, вы не пожмете руку шпиону?

— Нет, — ответил британский офицер, — но я с радостью пожму руку мужественному человеку.

Я не стыдился своей профессии тогда, не стыжусь и сегодня. Разведка жизненно необходима армии; без нее тысячи бравых солдат бессильны. Это правило действовало повсюду с тех времен, когда Моисей послал своих шпионов в землю Ханаанскую, и до фельдмаршала Веллингтона, желавшего знать, что происходит по другую сторону холма. В девятнадцатом веке важность разведки возрастала в десять раз с каждым годом. В последней войне ее результаты имели огромное значение — на самом деле судьба британской армии во Франции изменилась в тот день, когда оптимистически настроенного шефа разведки сменил строгий реалист!

Есть банальная фраза о том, что правда порой бывает удивительнее вымысла. Это совершенно верно, и не только потому, что вымысел так редко оказывается правдой или хотя бы претендует на то, чтобы быть ею. Я всегда знал людей, считавших мою историю совершенно невероятной. Как я покажу, я провел последние три года войны не просто в Германии, но в германском Генеральном штабе! Англичанин в немецком Генштабе — это кажется невероятным абсурдом. Но уникальным мое достижение можно назвать только благодаря сравнительно высокому положению, которое я занимал. Немецкий шпион всю войну проработал в Лондоне в военной цензуре, собирая для своей страны бесценную информацию. [1]. Другой немецкий разведчик устроился переводчиком во французском военном суде, занимавшемся шпионскими процессами [2]. На Восточном фронте один русский офицер смог служить двум сторонам одновременно! Его история [3], несколько сумбурная в деталях, превзошла любую выдумку. Тем не менее, ее достоверность полностью доказана. Один немецкий капитан оставался во Франции как французский офицер — и прослужил более двух лет! Другой немец, капитан Пройссер, три раза внедрялся в британский штаб в Каире. Его коллега, майор Франкс, был даже отважнее: он частенько переодевался в форму британского штабного офицера и разъезжал в тылу Палестинского фронта; однажды, с огромным самообладанием, он даже инспектировал британский артиллерийский полк! [4] Но если кто-то из читателей, несмотря на эти параллели, все же засомневается в правдивости моего рассказа, есть дюжина очевидных методов, с помощью которых он может ее проверить.

Вероятно, мне следовало бы подчеркнуть, что такого рода поступки были, конечно, исключением. Большей частью шпион едва ли испытывал чувство хоть самого малого волнения, работа большинства из них была совсем неинтересной. Чем “нормальнее” и “обычнее” метод, тем уверенней и надежней результат. Позвольте привести в качестве примера один из моих собственных “опытов”, чтобы подчеркнуть значение простоты. В начале 1918 года я был, как я расскажу позднее, в немецком тылу. Я хотел переслать предупреждение о том, что генерал Оскар фон Хутиер и его армия переброшены с русского фронта на запад и концентрируются в районе Сен-Кантена. Как это сделать? Симпатические чернила — шифры — почтовые голуби? Я никогда не пользовался этими проверенными временем способами. Вместо этого я послал номер провинциальной баденской газеты по одному адресу в Швейцарии — вот и все. В этой газете было опубликовано письмо с соболезнованиями — обычное дело — адресованное родителям молодого немецкого пилота, сбитого за британскими позициями. И это соболезнование было подписано генералом фон Хутиером! Теперь проследите за ходом моих мыслей: если самолет был сбит за линией фронта, занятой британцами, значит, британцы наверняка смогли идентифицировать летчика. Если они теперь увидят эту заметку, то им станет ясно, что войска фон Хутиера занимают позиции недалеко от места, где погиб этот летчик. Потому я послал газету — не сделав в ней никакой отметки — в Швейцарию, откуда ее немедленно передали в нашу разведку. Там хитрые умы изучили каждую строчку и каждое объявление, зная, что газету прислали неспроста. И вскоре они сообразили, что к чему, сделали вывод, и место мартовского наступления на позиции Пятой армии не стало для нас неожиданностью. [5]

Может быть, кто-то из моих друзей прочтет эту книгу — мне кажется, им уже приходилось читать другие мои книги. И, может быть, они постыдятся тех подозрительных взглядов, которыми они “сверлили” меня. Я сделал свою работу, теперь я честно расскажу историю моей жизни как шпиона — успешного шпиона, добавил бы я, и обстоятельства этой работы газеты назвали бы словом “сенсационные”. Но это было скорее моей удачей, нежели заслугой. Человек, делавший скромную работу — наблюдавший за железной дорогой, подслушивавший разговоры солдат или матросов в барах, или отмечавший время прибытия и отплытия кораблей — он не знал никаких сенсаций, но хорошо послужил своей стране. Сотни людей в оккупированных Бельгии и Франции — среди них десятки женщин [6] — помогавших делу союзников, обычно в качестве “почтальонов”, то есть, передавая сведения, собранные разведчиками, выполняли опасную и неблагодарную работу. На самом деле, единственный шпион, который не заслужил ничего, кроме презрения, это шпион-наемник — нейтрал, занимающийся этим ремеслом за деньги, или еще хуже — человек, продающий свою страну. К первому я чувствую только презрение, второй не достоин и его — разве что жалости. Полковник Вальтер Николаи, руководитель немецкой разведывательной службы, часто говорил мне: — Шпионаж это занятие джентльменов. Это совершенно правильно — благородное происхождение тут не требуется, но само занятие обязательно требует необычайного патриотизма и особенной храбрости. “Марш шпионов” Редьярда Киплинга, вероятно, не самое удачное из его стихотворений, но выраженное в нем чувство вполне правдиво: