Георгий Шолохов-Синявский - Волгины

— Свет! Свет! Потуши фары, анафемская душа! — кричал кто-то.

Войска двигались сплошным потоком.

Кето почти не спала. То озноб начинал трясти ее, то Леша плакал, и жалобный писк его в шуме мотора и встречного ветра звучал слабо, как мяуканье котенка. Болела грудь… Иногда Кето просила Стаею дать ей ребенка, лежала, стиснув зубы, чувствуя, как он бессильно затихает у ее груди.

Под утро она забылась. Резкий толчок разбудил ее. Ей показалось, что грузовик валится набок. Она порывисто привстала, испуганно вскрикнув.

Рядом, под тенью густых матово-зеленых кленов, стояли санитарные машины. В них прямо на сене лежали раненые. Раскрыв бледные губы, на Кето удивленно смотрел молоденький боец с грязным ссохшимся бинтом на голове и желтым, как у лихорадочного больного, лицом.

«Значит, все, что было вчера, — правда», — с тоской подумала Кето.

Стася, пристроившись тут же, на мешках, кормила Лешу из рожка. Рыжий почтовик и Марья Андреевна, сидя возле грузовика на траве, разговаривали. На лице почтовика было то уже знакомое Кето выражение, какое бывает у мужчин, когда они видят перед собой нравящуюся им женщину. Это выражение и то, что Марья Андреевна могла говорить о каких-то пустяках и улыбаться мужчине, удивило и сначала неприятно поразило Кето. И в то же время мысль, что, несмотря ни на что, в мире существуют самые обыкновенные вещи и можно думать о чем-то другом, была приятна ей.

Марья Андреевна расчесывала свои отливающие золотом волосы, и глаза ее спокойно светились. Вот она достала из баульчика зеркальце, пудреницу и стала пудрить и прихорашивать свое обожженное солнцем милое лицо, кончиками пальцев трогала длинные темные ресницы.

Молоденький боец с детским любопытством следил за ней, повидимому, совсем забыв в эту минуту о том, что произошло с ним накануне, и о своей ране, обвязанной окровавленным бинтом.

— Марья Андреевна, куда мы приехали? — спросила Кето.

— Екатерина Георгиевна! Милочка моя! — весело вскрикнула Марья Андреевна. — Мы уже почти в Слониме. Слезайте на травку. Тут очень хорошо. Эй вы, мужчины! Помогите же даме слезть с машины!

Рыжий почтовик кинулся помогать Кето, но она отстранила его, сама слезла с грузовика, взяла ребенка, отвернувшись, вынула грудь. Сосок был сух… У нее пропало молоко…

На улицах Слонима беженцы шли и ехали более спокойно, чем в Волковыске. И небо было тихое и чистое. Не видно было и разрушенных домов.

— Я уверена, что мужья наши здесь, — щебетала Марья Андреевна, когда они пошли разыскивать сначала почту, потом городской совет. — Не может быть, чтобы Петенька поехал без меня дальше. Ведь здесь и бомбежки не было. Вот увидите, они, трусишки этакие, здесь где-нибудь прячутся…

И она засмеялась своим грудным приятным смехом.

Но и на почте и в городском совете никто ничего не знал ни о начальнике почты Плотникове, ни об инженере Волгине. Так же, как и в Волковыске, не было телефонной связи с Н. Телефонная линия была исправна только до промежуточной станции, — дальше будто глухая стена разделила мир надвое.

После того как дежурный городского исполкома посоветовал Кето и Марье Андреевне добираться до Барановичей, а оттуда поездом ехать на Минск, настроение женщин опять упало. Они ходили по улицам, всматриваясь в лица, надеясь отыскать среди беженцев знакомых.

Они побывали всюду: на вокзале, где неутомимая и энергичная Марья Андреевна прошлась вдоль нескольких эшелонов, выкликая фамилии мужа и своих знакомых; сходили в единственную в городе гостиницу, даже заглянули в пустующее кино и городской ресторанчик, превращенный в питательный пункт.

Переночевав в одном из обывательских домиков, Кето и Марья Андреевна снова вышли утром на поиски. Утомившись, они присели на скамейке в чахлом, заполненном беженцами скверике. Вдруг Кето вскочила, закричала:

— Иван Егорович! Иван Егорович!

Проходивший мимо высокий сутулый мужчина с рюкзаком за плечами и длинной суковатой палкой нерешительно обернулся.

С минуту он блуждал рассеянным взглядом по скверику, все еще не видя Кето, которая уже бежала к нему, спотыкаясь и расставив руки. Но вот он увидел и сам быстро пошел ей навстречу.

— Екатерина Георгиевна… Да неужели это вы? — устало моргая слезящимися красными глазами, пробормотал Самсонов. — Какими судьбами? Очень рад… Очень рад…

— Откуда вы? Давно вы здесь? — задыхаясь, спросила Кето.

— Оттуда же, откуда и вы. Мчусь на «перекладных» день и ночь… Как видите, вырвался из когтей дракона…

В своем когда-то белом, теперь совсем сером от пыли кителе, с мазутными пятнами на рукавах, в форменной помятой фуражке с полотняным верхом Самсонов выглядел особенно угрюмым. Почерневшее от усталости, словно закопченное, морщинистое лицо его с мясистым носом и болезненными мешками под беспокойно-сердитыми глазами, обросло клочковатой, слипшейся от пыли щетиной. Там, в Н., в дни мирной жизни, Кето недолюбливала Самсонова за его замкнутость и надменную насмешливость, а теперь у нее даже потемнело в глазах от радости при мысли, что она может узнать о судьбе Алексея.

— Говорите, где Алеша? Скорей… — нетерпеливо трясла она костлявые руки Самсонова.

— Екатерина Георгиевна… позвольте немного опомниться. Я еще не уверен, что вижу вас… — Самсонов потер ладонями глаза. — Боже мой, как вы изменились! Ни за что не узнал бы вас в этом одеянии!

— Скажите одно слово: жив он или нет? — спросила Кето.

— Жив. Мы виделись с ним в последний раз в четыре часа дня в воскресенье…

Кето прикрыла глаза дрожащими маленькими руками.

— Вы мне все расскажите… Все-все… Идемте, идемте, — потянула она его за руку туда, где сидели Марья Андреевна и Стася.

Самсонов слегка поклонился Марье Андреевне, снял с плеч рюкзак, положил на траву суковатую палку. Марья Андреевна с изумлением разглядывала его.

«Муж?.. Ваш Алеша?» — спрашивал ее взгляд. Она разочарованно вздохнула, когда Кето представила ей Самсонова.

Самсонов торопливо рассказал обо всем, что произошло у моста.

— Так было нужно, — нахмурился он. — Мы получили приказ из Москвы… В самую последнюю минуту. Немцы уже были в двух километрах, когда мы заложили взрывчатку. Нам повезло. Они не ожидали, что мост будет взорван перед самым их носом, и опоздали… Алексей Прохорович выскочил из кольца первым, я — вторым… Со мной ушло семь человек из бригады Шматкова. Вон они отдыхают под деревцем. Вот только Шматкову не повезло. Кажется, он не успел уйти…

— Он погиб? — спросила Кето, припомнив, как много Алексей говорил о Шматкове.

— Да… Если он не погиб при взрыве, то его убили автоматчики.

Самсонов вынул из кармана пачку махорки, оторвал от свернутого вчетверо газетного листа клочок, стал вертеть цыгарку.