Александр Розен - Полк продолжает путь

— И голод. Да.

— Почему? Разве в Грачах нет запасов еды?

— Нет.

— Но ваше командование не собирается капитулировать, наоборот — оно ежедневно пытается вырваться.

— Это попытки отчаяния, — заговорил немец. После еды голос его окреп. — Положение гарнизона безнадежное. Как только начнете штурм, мы будем принуждены сдаться… Или нас всех истребят. Я это предвидел и, понимая наше положение, решил избежать такого конца. Вот почему я здесь. Меня отправят в тыл?

— Торо́питесь, — сказал Абатуров. — Разве Грачи не ждут помощи с юга?

— Помощи? — переспросил немец. — Помощи? — Он засмеялся неприятным, отрывистым смехом, от которого желтое лицо его чуть покраснело. — Нас давно предоставили собственным силам.

— Откуда вы это знаете? — живо спросил Лобовиков.

— О!.. Комендант обратился к нам с приказом, там все сказано.

— На что же надеется ваш комендант?

— Комендант в этом приказе, — охотно рассказывал немец, — призывает прорываться энергичнее.

— Но ведь уже были попытки.

— Да, три. Но четвертая будет энергичнее. Гарнизон прорвется.

Абатуров жестом остановил Лобовикова.

— Обязательно прорвется? — спросил он.

— Это не я так думаю, — сказал немец и насупился. — Если бы я так думал, я бы сейчас сидел в своей траншее, а не здесь.

— Так думает комендант? — Немец молчал. — Что говорят офицеры?

— Офицеры говорят, — немец прямо смотрел в глаза Абатурову, — если до завтра не будет штурма — прорвемся, несмотря ни на какие жертвы. — Абатуров тоже смотрел немцу прямо в глаза. Немец снова засмеялся: — Ну, меня это не касается. Я уже не жертва.

— По-моему, все, — сказал Абатуров Лобовикову.

— Разреши-ка мне, я еще спрошу. Русские в Грачах есть? Или вы их всех…

Абатуров заметил, как на лице перебежчика появилось выражение тупого равнодушия.

— Русские женщины и дети есть, — сказал он, — но я слышал от офицеров, что всех русских перебьют завтра, перед тем как будут прорываться.

Лобовиков встал, ругаясь и проклиная гитлеровцев. Абатуров молчал.

— Как фамилия автоматчика, что за немцем шел? — спросил наконец Абатуров Лобовикова. — Что за человек?

— Осокин его фамилия, — отвечал Лобовиков, — комсорг третьей роты. Я за него ручаюсь.

Абатуров подошел к двери и крикнул автоматчика:

— Товарищ Осокин, заберите перебежчика, отведите его в землянку, и чтобы никаких происшествий. Ясно?

— Ясно, товарищ капитан, — ответил Осокин.

Оставшись один на один с Лобовиковым, Абатуров спросил:

— Твое мнение?

— Рассуждая логически, немец как немец. Ни во что он не верит — ни в бога, ни в фюрера и, во всяком случае, не ждет чуда, которое могло бы спасти Грачи. То, что он говорит, похоже на правду: помощи не ждут, будут прорываться. Но… Но ни единому слову этого фашиста я не верю, — неожиданно закончил Лобовиков.

— Не веришь? — переспросил Абатуров.

— Не верю и не верю… И не давать им вырваться! — крикнул Лобовиков.

— Да мы и не дадим им вырваться, — сказал Абатуров спокойно. — Мы овладеем Грачами, возьмем их штурмом. Только мы будем штурмовать Грачи, когда мы этого захотим.

— Разумеется, — подтвердил Лобовиков, не понимая многозначительного тона Абатурова.

— Так вот. Прежде всего требую выполнить мой приказ и достать «языка».

— А сейчас что же? — удивился Лобовиков. — Не «языка» мы с тобой допрашивали?

— Это перебежчик, а мне нужен пленный, — холодно сказал Абатуров. — Поручаю тебе, Григорий Иванович: подбери людей, тяжелым дивизионом навались на немецкую траншею, на тот участок, где перебежчика взяли, затем бросок — полвзвода я разрешаю — и чтобы «язык» был здесь, у меня… Через два часа.

Через два часа после допроса перебежчика перед Абатуровым стоял пленный немец, и взводный рассказывал, как было дело.

— Все больше мертвяки, один пулеметчик живой. Его и взяли.

— Воинский документ на имя ефрейтора Фердинанда Гольца, — заметил Лобовиков, роясь в вещах, отобранных у пленного. — Все остальное — барахло и ни к чему. Это вы и есть Фердинанд Гольц? — спросил он пленного.

— Я — Фердинанд Гольц, — сказал пленный. Заложив руки за спину, он угрюмо горбился, взгляд его был испуганным. Но черты лица пленного были не так заострены, как у перебежчика, и цвет лица не был таким желтым.

— Номер части?

— Пулеметный взвод первой роты второго батальона двадцать седьмого пехотного полка тридцать седьмой пехотной дивизии, — отвечал пленный без запинки.

Абатуров и Лобовиков переглянулись.

— Есть хотите? — спросил Абатуров.

Пленный смотрел на него исподлобья. Видно было, что он недоумевал. Недоверие и жадность боролись в нем.

— Да. Хочу есть, — сказал он наконец.

Абатуров наполнил миску кашей и дал ее в руки немцу. Пленный взял миску и нерешительно взглянул на Абатурова.

— Что, ложку? — спросил Абатуров.

— Если разрешите…

И снова в его глазах Абатуров увидел недоверие. Он дал ему ложку, и пленный, прижав тарелку к груди и еще ниже опустив голову, стал есть.

— В гарнизоне голод? — спросил Абатуров.

— Нормы сокращены.

— Я спрашиваю — голод? Отвечайте правду. У нас есть данные о вашем положении в Грачах. Врать бесполезно.

— Еще не голод, — повторил пленный. — Нормы сокращены.

— Сколько же может продержаться гарнизон?

— Не знаю. Это знают наши офицеры. Я говорю правду. Я не знаю.

— Так положение Грачей безнадежно? — спросил Абатуров, как будто речь и ранее шла об этом.

Пленный задумался:

— Когда нас окружили, я подумал, что все очень плохо. Но в приказе коменданта сказано, что это не так.

— А как? — спросил Абатуров. — Ожидаете помощи? — Пленный кивнул головой. — Это что́ значит? Вы что головой качаете? Вы на допросе и ведите себя как полагается пленному! Ожидаете помощи?

— Да, ожидаем. Прорываться для нас гибельно — теряем людей, технику.

— Когда ждете помощи? — спросил Абатуров.

— Не знаю. — Пленный поймал взгляд Абатурова. — Не знаю. Я ничего не знаю. «Скоро придет помощь» — так сказано в приказе.

— Я сейчас вернусь, — сказал Лобовикову Абатуров и вышел из землянки. Обратно он вернулся вместе с перебежчиком. Пленный стоял к ним спиной, и Абатуров слегка подтолкнул перебежчика. Едва только пленный увидел его, как от удивления выронил миску.

— Господин обер-лейтенант! — воскликнул он, инстинктивно выпрямляясь.

— Дурак! — крикнул перебежчик.

Абатуров и Лобовиков молча наблюдали за ними.

— Господин обер-лейтенант… — тихо повторил пленный.

Перебежчик еще раз громко крикнул:

— Дурак! Дурак!

— Отставить, — медленно сказал Абатуров. — Повторите, что вы говорили о приказе коменданта, — обратился он к пленному.

— Комендант приказал дожидаться помощи. Помощь придет очень скоро, — отвечал пленный, переводя взгляд с Абатурова на перебежчика, в котором он признал свое начальство.