Александр Розен - Полк продолжает путь

В результате произведенного прорыва войска фронта 19 января штурмом овладели городом Красное Село, превращенным немцами в крепость, и таким же мощным опорным пунктом обороны противника и важным узлом дорог — Ропша.

В ходе наступления нашими войсками нанесено тяжелое поражение семи пехотным дивизиям немцев и захвачена большая группа вражеской тяжелой артиллерии, систематически обстреливавшей город Ленинград.

При прорыве обороны немцев и в боях за Красное Село и Ропша отличились войска…»

И как это бывает у людей, привычных к случайному короткому сну, люди начали просыпаться и, просыпаясь, будили товарищей.

Проснулся артиллерийский генерал. Увидев сидящего за столом Ларина, он, словно умываясь, провел ладонью по лицу и, осторожно переступая через людей, подошел к рации.

— Дайте мне наушники, — сказал генерал.

— «За отличные боевые действия объявляю благодарность всем руководимым Вами войскам, осуществившим прорыв и участвовавшим в боях за город Красное Село и Ропша.

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!»

Все новые и новые части Красной Армии вводились в январское наступление. Теперь полк и вся дивизия были во втором эшелоне и двигались позади наступающих частей. Шоссейные и проселочные дороги и просто тропки, проложенные в помощь главным магистралям, были заполнены автомашинами с орудиями на прицепах, машинами с высоко вздыбленными лестницами гвардейских минометов, прикрытых огромными брезентовыми чехлами, машинами с боеприпасами, самоходными орудиями, танками и наконец пешими бойцами, идущими не спеша, но твердо и для облегчения сваливших на волокушу винтовку, или автомат, или ручной пулемет. И вся эта движущаяся громада замыкалась обозом, то есть новыми машинами с провиантом, машинами-кухнями, машинами-ларьками и дровнями всех калибров, на которых сидели отцы в сторожевых тулупах и с бесстрастными лицами погоняли всесильных своих лошаденок.

И так велика была идущая вперед сила, что невольно то один, то другой боец говорил удивленно:

— Что же это творится? Чем дольше воюем, тем больше наша армия становится.

И это окрыляло людей и облегчало горечь утрат.

Машину, в которой ехал Ларин, сильно качнуло.

— Что там? — спросил Ларин водителя.

— В пробку попали.

Впереди стояла колонна. Оттепель размешала дорожную грязь. Достаточно было проехать впереди двум — трем танкам, как вслед за ними приходилось затем прокладывать гать.

«Зис» зарылся в бурое месиво. Бойцы рубили сосновые ветви, бросали их под колеса, кричали шоферу: «Пошел!», но колеса вертелись на месте.

Ларин смотрел на эту унылую картину сквозь толстые стекла кабины, по которым грязными струйками стекал талый снег.

Водитель выругался. Он всем корпусом налег на баранку и, расставив локти, со злостью смотрел на стоявшую впереди машину.

В это время Ларин заметил командира полка. Макеев шел к застрявшему «зису». На лице все то же выражение счастливого покоя, которое Ларин видел в ночь перед боем. Как будто это выражение, однажды запечатленное, никогда уже не могло угаснуть. Водитель пристально смотрел на командира полка.

— Настоящий генерал, — сказал наконец водитель с удовольствием.

Подойдя к застрявшему «зису», Макеев остановился и громко стал выговаривать бойцам. По тону его было понятно, что он очень недоволен задержкой и бойцами, которые так долго не могли вытащить машину. Но Ларин, слыша недовольный голос, мысленно видел перед собой счастливое лицо командира полка.

Наконец «зис», шумно вздохнув, рванулся с места. За ним двинулась колонна. Макеев, высоко держа голову и не замечая, что на него обращены все взгляды, направился обратно к своей машине.

Кто-то крикнул веселым голосом: «Пошел! Пошел!» — и бойцы вновь забрались в кузов.

Заминка была пустяковой. Но даже самая пустяковая заминка казалась теперь непростительной. Невозможно было останавливаться ни на минуту, ни на мгновение. Громада войск должна была двигаться непрерывно, и в этом непрерывном поступательном ритме бойцы черпали новые силы для предстоящего боя.

И в этом поступательном ритме было скрыто противоядие от ужасного впечатления разоренной земли. Все эти Отрадные, Кузьмины, Лиховы являли собой груды развалин, немыслимых даже для много видевших военных людей. Если бы среди этих развалин показался человек, пусть даже истерзанный и забитый, пусть в лохмотьях, едва прикрывающих его наготу, — все было бы лучше, чем эта пустынная и холодная гарь.

Шли по знакомой земле. До войны все эти места назывались пригородной зоной. Сюда ездили на электричке и на легковых машинах по воскресеньям. Богатый, гостеприимный пригород, превращенный немцами в зону молчания.

Ларин знал, что в освобожденном Красном Селе и еще в каких-то поселках уцелели советские люди, и он завидовал тем, кто освободил их. Он не мог представить себе, как это было и как из неведомых щелей вышли советские люди, но так была велика потребность увидеть лица освобожденных, услышать их голоса, почувствовать пожатие руки, что Ларин вглядывался в развалины каждого дома, прислушивался к каждому шороху, словно надеясь своим обостренным зрением найти замерзающего, голодного, нуждающегося в его помощи человека.

После десятичасового марша колонна полка остановилась на отдых. Никто не хотел размещаться в загаженных фашистами блиндажах, рыли временные убежища, покрывая их хвойными ветками.

После взятия Красного Села полк в течение пяти дней принимал пополнение. Но до сих пор в ларинском дивизионе не хватало людей. Особенно трудно было с офицерами.

Принцип комплектования оставался все тем же. «Старички», и в особенности отличившиеся в бою, выдвигались на новые, более ответственные должности. Среди вновь пришедших тоже встречались люди, которые не только не уступали «старичкам», но и нередко превосходили их по знаниям и всестороннему боевому опыту.

На одном из привалов Ларину позвонил начальник кадров артиллерийского соединения. Начальство большое, и Ларин удивился и даже перетрусил, услышав его голос:

— Посылаю вам старшего лейтенанта Скоренко. Просится в дивизион, которым вы командуете.

Ларин рассказал об этом Макарьеву, и тот засмеялся:

— Так! Слух о нас прошел по всей Руси великой.

К вечеру явился старший лейтенант Скоренко, отрапортовал и предъявил «боевой стаж». Он оказался отличным, и Скоренко был зачислен командиром батареи.

— Это верно, что вы в мой дивизион желали попасть? — спросил Ларин. — Почему?

— А я, товарищ капитан, в госпитале о том дивизионе прослышал, — ответил Скоренко с сильным украинским акцентом. — Там я лежал с одним капитаном, и мы от нечего делать байками обменивались. Вот он-то мне про ваш дивизион и рассказал. Ну, мне как артиллеристу, было, конечно, интересно. Решил отделе кадров сделать заявление.