Татьяна Алексина - Террор на пороге

Для начала Берта Ароновна лишила супруга какой-либо окраски — внешней и внутренней.

Чтобы не бросался в глаза! Имя Натаниел в глаза не могло бросаться, но в уши — могло. Укоротив его ровно наполовину, Берта Ароновна стала называть мужа — Ниел. Он не ел, не пил и вообще без соизволения жены не предпринимал ни единого шага. Для дальнейшего упрочения авторитета и власти она сохранила за собой привезенное семь лет назад из города Могилева имя-отчество, хотя все вокруг звались по именам.

Берта Ароновна так запугала мужа женской опасностью, что он при встрече с неординарными особами противоположного пола устремлялся в противоположном от них направлении. Если же, несмотря ни на что, доводилось столкнуться, у Ниела от растерянности опускались руки, глаза и все остальное. Одним словом, от женщин он держался подальше. А для близости ему нужна была только Берта Ароновна. Другой поводок был уготован Зяме. Итого, поводков было два, поскольку и рук у Берты Ароновны, на беду, как у всех остальных, было всего лишь две. Хотелось бы держать на цепи и женщин, представлявших угрозу. Но это оставалось мечтой.

Таким образом, полностью оградить Ниела и Зяму от опасности она не сумела. Но старалась, чтобы на пути им попадались женщины неприметные, а чтобы привлекательные к общению не привлекались.

Она была из тех мам, которые оставляют взрослых сыновей при себе. Для этого сыновья должны осознать, что, во-первых, все остальные женщины их не достойны, а во-вторых, что супружеские узы — это вериги. Зяма все это уяснил в раннем возрасте. Берта Ароновна оповещала об ужасающем количестве семейных драм и разводов. А раз все кругом разводились, сходиться Зяме ни с кем не следовало.

Подобно папе Ниелу, Зяма жил без успехов и неуспехов, без потрясений и даже еле заметных событий. Его и самого никто как бы не замечал, что, по мнению Берты Ароновны, являлось самой выгодной позицией в бушующем мире. Не говоря уж о мире страстей! Сын тоже не бросался ни в глаза, ни в уши, ни в какие-либо другие органы.

Пока вдруг не случилось такое… Один из двух поводков Берты Ароновны предельно напрягся, будто стал металлическим. Ибо на Зяму принялись взирать буквально во все глаза, а навстречу его робкому голосу сразу распахнулись все уши. Главным образом это происходило с невестами, внезапно обнаружившими в нем жениха. Что стало тому причиной?

Оказалось, что за океаном, в непосредственной близости от статуи Свободы, проживала тетя Берты Ароновны, которая возлюбила свободу и независимость до такой степени, что когда-то, в незапамятные времена, провозгласила обет безбрачия. И сразу же возненавидела тех своих родственниц, чьих рук кто-нибудь домогался. Тетя произнесла историческую фразу об «однополчанках» (имея в виду общий пол!), к рукам которых тянулись мужские руки:

— Вскоре каждая из них протянет руку в мою сторону… за подаянием!

Вероятно, ненависть к покорительницам была у Берты Ароновны генетической.

В тете сублимировалась, проще говоря, сбереглась мощная неиспользованная энергия. И всю ее она устремила на удовлетворение финансовых потребностей. От удовлетворения иных потребностей отказавшись…

Сподвижницам по независимости от «порочных страстей» тетя готова была щедро благоволить. Но благоволить оказалось некому… Племянница же Берта Ароновна и на семейной ниве была более чем успешна. По этой причине тетя наследством ее решительно обошла. А все завещала единственному своему родственнику по мужской линии — Зяме… Который, кроме всего, по наущению мамы, регулярно отправлял письма ее заокеанской тете, приходившейся самому Зяме двоюродной бабушкой. Письма на русском языке, по которому бабушка и он ностальгировали, уверяли, что Зяма и по бабушке очень скучает, (хоть ни разу в жизни ее не видел!). И что нежно ее целует… Подобных слов она от мужчин не слыхала.

— Кто тебе с утра до вечера повторял: «Пиши бабушке!»?

Истоки всех семейных удач Берта Ароновна непременно обнаруживала в своей проницательности. В неудачах же были повинны все остальные. В таких случаях оказывалось, что она «с утра до вечера предупреждала»… Бездействовала она, стало быть, только в ночную пору.

Если хоть в чем-то не внимали ее советам, наваливались беда за бедой. А если указаниям ее следовали беспрекословно, наваливались одни сюрпризы — приятные или «приятные во всех отношениях». К примеру, выяснилось, что нью-йоркская тетя скопила не только много энергии, но и два с половиной миллиона долларов. Конкретная сумма тель-авивским соседям была неизвестна, но миллионером Зяму стали именовать сразу.

— Хотела бы я оказаться на ее месте! — мечтательно произнесла Берта Ароновна.

— Но она же скончалась, — чуть слышно напомнил муж. — И оказаться на ее месте…

— Я имею в виду прежнюю, минувшую пору! Прожить на Манхетгене, на Бродвее…

— Но тогда бы не было Зямы, — немного погромче предположил Ниел. — А если бы его не было? Ты себе представляешь!.. — Похоже, он начинал ощущать себя папой миллионера.

— Можно подумать, что я не обошлась бы без твоей помощи! Это смешно.

Иногда Берта Ароновна произносила фразы хоть и очень уверенные, но лишенные конкретного смысла.

— Это единственное, чего бы ты без меня не смогла достичь! — Ниел все уверенней устремлялся на волю. — И тебе некому было бы завещать свои миллионы.

— Никакие миллионы не стоят волоска с головы моего мальчика! — провозгласила Берта Ароновна еще один лозунг, лишенный конкретного смысла. Вообще, сотрясшись вначале, она затем пришла в обычную норму — и ей стало казаться, что два с половиной миллиона — это не такие уж деньги для ее сына. Тетя вроде даже была виновата, что не оказалась богаче. К тому же американский налог на наследство показался Берте Ароновне наглым и алчным. Вряд ли, конечно, она придавала одному волоску — даже с Зяминой головы! — большее значение, чем тетиному наследству. Но наследство-то было фактически у Зямы в руках — и потому можно было провозглашать что угодно!

— В Нью-Йорк ты поедешь один. Потому что тебе одному принадлежит все наследство, — объявила Берта Ароновна. — Меня в завещании нет — и мне незачем там мозолить глаза!

Мозолить глаза было, как считала Берта Ароновна, еще опасней, чем в них бросаться.

— Но Зяма не владеет английским языком, — напомнил окончательно расхрабрившийся муж.

— Он не владеет языком, но владеет почти тремя миллионами!

«Почти тремя» значило двумя с половиной, да еще нагло сокращенными налогами. Фраза тоже была напыщенной, но лишенной внятного смысла. За собой Берта Ароновна не признавала сбоев и оговорок. А если изредка и делала шаг назад, то для окружающих он выглядел шагом вперед: