Валентин Строкань - Чёрный иней

— Вот что мне в нём нравится — он работяга. Но станет ли на мою сторону? — спросил себя Гревер, выслушивая приветствие фельдфебеля. — Не мешало бы получше знать своих подчинённых, тогда не пришлось бы прибегать к дипломатии, гадая о её результатах.

Он считал иезуитством стиль намёков и умалчиваний, когда суть разговора сводилась к двум-трём фразам, но важным было не столько то, что сказано, но — как сказано, а также и то, о чём умолчали. Такие «танцы на полусогнутых», как он это называл, были для него тягостны. «Дряхлеешь, старый пёс Зепп, — он сдержал вздох. — И уместна ли вообще попытка начальника экспедиции приблизить к себе фельдфебеля после трёх месяцев совместной службы?»

Гревер молчал, изучая Рана. Он считал за лучшее не разыгрывать приветливость, полагая, что фальшь не будет способствовать симпатии к своему начальнику такого бывалого солдата. Он был из тех битых, за кого, как говорят славяне, двух небитых дают. Отчаянный вояка.

— Как вам нравится здешний климат, Ран?

— Откровенно говоря, Кипр мне нравился больше, господин майор, — без тени подобострастия, не корча из себя образцового служаку, что было бы неудивительно для бойца фельдфебельской выучки, ответил Ран.

— А здесь даже кофе с привкусом льда, — прибавил он.

— У меня такое впечатление, что вам здесь скучно. Нет?

— Скучать не приходится, господин майор. Забот хватает, — веско, с видом человека, который знает себе цену, возразил фельдфебель.

«Ему лишь тридцать два, если мне не изменяет память, — вспоминал личное дело Рана Гревер. — Как для фельдфебеля он совсем молодой».

— Конечно, флиртовать с Афродитой намного приятнее, чем с холодными северными сильфидами, — возвращаясь к полушутливому тону и вместе с тем рассчитывая проверить уровень начитанности фельдфебеля великогерманского вермахта, констатировал Гревер.

— Я всегда отдавал предпочтение женщинам полдня, — тоном равного, принимая полушутливые интонации, но не переходя границы официальности, ответил Ран.

Так, а теперь резко сменим тему:

— А каково настроение людей? Не было ли недовольства, признаков усталости? Никто не сетует? Поймите меня правильно, Ран, — с лёгким нажимом сказал Гревер, переводя разговор на намёки и умышленно не раскрывая смысла сказанного.

— Не сказать, чтобы приподнятое, но вполне боевое. Личный состав готов к выполнению любых заданий, — не среагировав на нажим и не моргнув глазом, ответил фельдфебель.

Он не принял двусмысленность. Закрытый, словно раковина.

— Давно на Севере? — скрывая сомнение в целесообразности этого разговора, спросил Гревер.

— Девятого апреля [8] 9 апреля в 1940 г. — день вторжения Германии в Норвегию и Данию. я уже был в Норвегии, в составе двадцатой Лапландской армии.

— Два года, по нынешним меркам, — это солидный срок. Значит, у вас достаточный опыт, чтобы понять, что полярные условия — особенные. На войне всегда имело огромное значение сплоченность коллектива, а здесь, в Арктике, это важнее вдвойне, втройне. Вы это понимаете, Ран, не так ли?

— Да, господин майор. И добиваюсь этого всеми возможными способами.

— Похвально, — Гревер сделал паузу. — Я давно присматриваюсь к вам, Ран, — стараясь придать некую глубину и значимость этому факту, Гревер пристально посмотрел в глаза фельдфебелю. — Вам можно доверять.

— Вы слишком добры ко мне, господин майор, — не отводя взгляда, произнёс Ран.

— Мы говорили о сплочённости. Именно поэтому командиру так важно иметь как можно больше людей, на которых по-настоящему можно положиться. Под словами «по-настоящему» я имею в виду вот что: всегда, в любое время, в любом месте выполнить любой приказ. Ведь малейшая несогласованность, малейший негативный момент в нашей работе — это пятно на всех нас. Чего я как командир, естественно, не могу допустить ни в коем случае. Репутация отряда «Арктика» должна быть безупречной. Иначе наша «контора» просто не захочет иметь с нами дело. А я намереваюсь... рекомендовать вас для службы в Абвере.

Гревер умолк. Ему показалось, что в его голосе прорезалась старательно сдерживаемая напряжённость. Он покупал Рана, предлагая в обмен на тяжёлый ратный труд перспективу интеллигентной службы в функабвере. Но то, что наедине с собой казалось ему беспроигрышным, сейчас, в разговоре с фельдфебелем, вдруг царапнуло сердце внезапным, почти паническим сомнением. «Рефлексирую, словно целка перед дефлорацией. Ты дерьмо, Зепп».

— Позвольте спросить, господин майор: есть ли факты, пятнающие репутацию нашего отряда?

— Пока что нет. Но лидер обязан быть предусмотрительным, ведь прогноз и предвидение — едва ли не главнее всего в нашей работе, не так ли? — стараясь говорить спокойно, иронично, уверенно, как до сих пор это ему удавалось, спросил Гревер.

— Полностью с вами согласен, господин майор, — уже как будто с тёплыми интонациями ответил Ран. Или это почудилось Греверу? Глаза фельдфебеля оставались холодными, неулыбчивыми. Глядя на жёсткий изгиб его губ, на цепкие, грубые пальцы, привычные к оружию, Гревер медленно повторил:

— Я ищу преданных людей, готовых выполнить любой приказ. Мой приказ. Даже если этот приказ покажется, мягко говоря, странным. Вы поняли меня, Ран?

— Да, господин майор, — блеснув нутряной крестьянской зоркостью в глазах, ответил фельдфебель. И сделал паузу. — Я понял вас.

Греверу этот замеченный им проблеск показался чрезвычайно значимым; словно заново оценивая фельдфебеля, он обрадовался и перевёл дыхание.

— Рад это слышать от вас, Ран. Надеюсь, нет необходимости напоминать вам, что этот разговор конфиденциален?

— Так точно, господин майор.

Не желая проявлять чрезмерную для первой беседы настойчивость, он отпустил фельдфебеля:

— Идите отдохните, Ран. Вы неплохо поработали за прошедшие сутки.

Гревер был доволен. Неважно как велась беседа, всё равно он своей цели достиг. Заручившись согласием исполнителя, он не открыл ему своих карт, ограничившись туманными рассуждениями о сплочённости коллектива. Он лишь немного сориентировал Рана, оставив тому чрезвычайно широкий спектр догадок.

Чёрный, Смага, Крапович, Щербань и англичанин с той минуты, как попали в плен, ни на миг не теряли надежду на побег. Но на протяжении всего пути подходящий случай так и не представился — немцы были начеку, стерегли как зеницу ока.

Изнемогающие от холода, изнурённые голодом, — немцы на коротких привалах едой с ними не делились, давали только пить, — они добрались до жилья. Вблизи дом выглядел ещё привлекательней, чем тогда, когда они впервые увидели его из укрытия. Это было тёплое человеческое жилище среди бескрайних ледяных просторов и, хотя принадлежало врагам, оно уже вызывало некую симпатию. Ничего, отогреемся, а там со всем разберёмся. Не впервой.