Валентин Строкань - Чёрный иней

«Чтобы дыма побольше было... они должны хорошо дымить, заметно... шины классную копоть дают, издалека будет видно... Подожду гостей... А дом поджечь — это только сказать легко... Ведь я через час копыта откину, и никто мне не поможет... С такой дырой в боку никто больше часа не протянет... Даже я. Успею? А спички?..»

Кроме прорезиненного мешочка со спичками, который был у каждого бойца группы, он всегда имел собственный НЗ спичек, предварительно погруженных в расплавленный парафин и вместе с тёркой тщательно закупоренных внутри гильзы. Но фашисты всё отобрали.

Автомат Гвоздь выронил, когда его ранили. И теперь у него оставался только парабеллум, отданный ему Чёрным перед тем, как высадиться. Девять патронов. Он высыпал на окоченевшую ладонь содержимое обоймы.

Опять почувствовал тошноту и головокружение. Пачкая в крови негнущиеся пальцы, вывернул пулю из гильзы и очень осторожно, пуще всего боясь просыпать бесценные крупинки пороха, высыпал половину на бумагу. Потом заткнул гильзу бумажным пыжом. Стараясь, при этом, подогнать пыж не слишком туго. Загнал приготовленный патрон в ствол. Деревянным, плохо координированным движением направил его чуть выше растопки и нажал на спуск, после чего ткнулся лбом в холодные доски.

Оранжевые сполохи пламени мягко растекались по лбу и вискам.

Через несколько минут ему пришлось выползти из пылающей хижины. Пламя охватило её всю, и в небо взвился столб подкрашенного копотью дыма. Оставалось дождаться гостей.

Майора Гревера мучила жажда, вызванная не столько духотой жарко натопленной комнаты, сколько нервным напряжением. Он ощущал страх и растерянность. Черты его лица заострились, в глазах появился лихорадочный блеск. Не раз его одолевали мысли, от которых неудержимо влекло в радиорубку.

«Задержать! Задержать передачу до возвращению Айхлера. А если Рану удастся осуществить мой замысел, то задержать придётся и вовсе на неопределённый срок. Правдоподобную причину впоследствии можно будет придумать — возросший объём передач в преддверии операции «Вундерланд», частое непрохождение радиоволн, оперативный радиообмен в связи с красным десантом, большой объём радиоперехвата, — мы вышли на прослушивание американской армии аж в Луизиане — и тому подобное. Думаю, что логичное обоснование я смогу найти. Сейчас главное — задержать. А утрату текста радиограммы в условиях противоборства с красными, если, конечно, они пойдут на огневой контакт, организовать не так уже и сложно...»

Он представил, как после возвращения спецкомиссия зароется во все бумаги, будет сверять даты, сроки, подписи, анализировать правомерность и целесообразность командирских решений, режимы работы и характеристики аппаратуры, допрашивать личный состав — и прочее, и прочее... Начнут выискивать, вылизывать, вынюхивать. Представил серые одутловатые рожи тыловых чинуш с пронизывающим выражением холодных глаз и внутренне содрогнулся. Этот почти реальный образ словно подхлестнул его, прибавил уверенности в своей правоте, сделал её бесспорной и морально оправданной.

«Нет, вы не имеете права решать мою судьбу, господа!»

Он снял телефонную трубку. Рука дрожала. Гревер умышленно воспользовался телефоном, а не прибегнул к личному контакту. Он не хотел демонстрировать подчинённым важность для него радиограммы гауптмана Айхлера.

— У аппарата начальник дежурной смены унтер-офицер Тильгнер.

— Это майор Гревер. Какой объём радиообмена на следующую ночь с объектом «Майбах-2»?

«Майбах-2» был одним из радиоцентров ОКВ в Цоссене. Туда поступала вся оперативная информация, перехваченная за сутки.

«Каким идиотом, наверное, я выгляжу в глазах этого унтер-офицера», — подумал Гревер, пропуская мимо ушей ответ начальника смены.

— Скажите, унтер-офицер, в вашем журнале за минувшие сутки зафиксирована заявка на передачу гауптмана Айхлера? Меня интересуют заявленные частоты.

— Сейчас посмотрю, господин майор.

«Вчера, если не ошибаюсь, дежурил унтер-офицер Нумбергер. Значит, Тильгнера, возможно, не проинформировали. Это хорошо...»

— Алло, Вы слушаете, господин майор? Мы работаем на плавающих частотах, а здесь указана фиксированная частота 1200 мегагерц. Алло! В журнале указано также, что согласно вашему приказу передача отложена на 24 часа. Запись сделана 29 июля в 16 часов 38 минут. Поскольку 24 часа миновали двадцать минут назад и никаких дополнительных распоряжений не поступало, радиограмма передана по назначению в 16 часов 42 минуты дежурным радиотелеграфистом Штокерманом.

Трубка приклеилась к уху Гревера. С отвращением к себе он ощутил, как сильно вспотели ладони и запульсировали виски.

— А там не записано, — внезапно охрипшим голосом спросил Гревер, — что передачу задержал я до возвращения гауптмана Айхлера с задания? И почему Вы, начальник смены, не позвонили мне перед тем, как передавать её в эфир? — сдерживая стремительно нарастающую волну бешенства, едва не выкрикнул Гревер. Вот она, наша бюрократия, наша пунктуальность, которые презирает весь мир! Черти бы нас всех побрали! Хотя, неизвестно, пунктуальность ли это в данном случае или, напротив, её отсутствие...

— Виноват, господин майор, — ответил унтер-офицер. У него был свой непосредственный командир, обер-лейтенант Эрслебен, и поэтому он не слишком переживал, слушая раздражённый голос начальника экспедиции, не разбиравшегося в их весьма специфической деятельности. Наверное, он считал, что майор вмешивается не в свое дело. Да и формально он был прав.

«Конец! Поднимать шум не имеет смысла. Айхлер переиграл меня. Наверно, чем-то заинтересовал этого Тильгнера... подкупил радистов... Мерзавец! Он оказался хитрее, чем я представлял...»

— Доложите об этом инциденте своему командиру. Пусть он наложит на Вас взыскание, — приказ прозвучал тихо и безнадёжно.

— Яволь, господин майор, — равнодушно ответил голос на противоположном конце.

Гревер медленно опустил трубку в гнездо.

«Вот и всё. Конец неопределённости...» — он оцепенело сидел за столом, пытаясь справиться с ударом и собраться с мыслями.

— Дым! На севере дым, господин майор!

Запыхавшийся Хипплер стоял на пороге Греверового кабинета. За его спиной высилась фигура унтер-офицера Шпенкера, порывавшегося протиснуться в узкую дверь, которую загородил Хипплер. Гревер оторвался от сводки радиоперехвата, которую продолжал держать перед глазами, будучи не в состоянии преодолеть потрясение, и вопросительно поднял брови.

— Спокойно, Хипплер. К чему такая спешка? Дайте доложить начальнику караула, — подчёркнуто спокойным тоном произнёс он. Спокойствие давалось ему нелегко. Мысленно он отметил наблюдательность денщика, от которого не укрылась повышенная нервозность начальника и нетерпение, с которым тот ожидал известий от группы, ушедшей к расположенному на отшибе охотничьему домику.