Андрей Житков - Жизнь и смерть сержанта Шеломова

Поднявшееся солнце сократило тень укрепления; лицо Маляева покрылось испариной и приняло мученическое выражение. Он заворочался, закрутился на месте и, наткнувшись на колючки, вскочил как ужаленный. Митя засмеялся:

— Видок у тебя — будто всю ночь на сковородке жарился.

— Построили, называется, обязательно молодые должны на солнышке!..

— Кто это там больно много разговаривает? — донесся из укрепления голос Джахиса. — Ты, Москвич?

— Так точно, я, Москвич. Хотим с сержантом Шеломовым расширить укрепление.

— Вот еще! Пока я сплю, постройте стеночку с двумя бойницами в сторону кишлака.

Лицо Маляева вытянулось. Митя дал ему подзатыльник.

— Больно много болтаешь! Пошли камни таскать.

К тому времени, когда все проснулись, стенка была выложена. Джахис вылез из укрепления, подошел к их произведению и пнул ногой. Стенка развалилась.

— Складывайте снова.

— Пусть сначала завтрак приготовят, потом будут строить, — предложил Горов, сладко потягиваясь.

После завтрака Горов отправился на центральный пост для переговоров с Пыряевым. Он хотел немного пошмонаться в кишлаке. Никто ничего против не имел, а у молодых не спрашивали. Было решено, что с каждого поста пойдут по пять человек. Пыряев о предстоящей операции на броню сообщать не стал, а им было строго-настрого наказано: если что случится, о кишлаке — ни слова.

Черпаки рвались в кишлак, даже заспорили, кто пойдет. Старики относились к этому мероприятию более сдержанно, без особого энтузиазма, но Джахис и Горов, чтобы никому не было обидно, пошли оба; из молодых выбрали Митю, потому что покрепче.

Около десяти часов утра они спустились по крутому склону горы, осторожно перешагивая через натянутые проволочки сигнальных мин. Узкая тропа шла среди высоких засыхающих трав. В арыке текла чистая студеная вода. Дома утопали в зелени фруктовых деревьев. Митя сокрушался, что в середине июня еще ничего не поспело. За домами по склонам ползли вверх аккуратные террасы полей.

Митя вздрогнул. На пороге одного из домов сидела старуха. На коленях у нее стояла миска с рисом. Она перебирала его своими дряблыми, морщинистыми руками.

Шафаров подошел к старухе и, наклонившись, громко спросил:

— Ана, душман ас?

Старуха отрицательно замотала головой:

— Душман йок.

Шафаров махнул рукой: «Пошли, попробуем!»

Во дворе дома, за высоким дувалом, гордо расхаживали белоснежные куры и о чем-то кудахтали. «Совсем как в деревне, — засмеялся Шафаров, потирая руки. — Сейчас плов соорудим с курятиной. Все быстро по амбарам! Ищите рис, соль, перец. Ты, Шеломов, в огород за морковкой».

Митя надергал в огороде моркови и, промыв ее в арыке, вернулся во дворик.

Во дворе стоял дикий гомон, летали белые перья. Шафаров гонялся за курицей со штык-ножом. На земле сидел Барановский и ощипывал куриные тушки, рядом в луже крови валялись отрубленные куриные головы. Тошнота подкатила к горлу. «Чего стоишь? Садись, ощипывай», — Барановский указал ему место рядом с собой. Митя покорно опустился на колени и, стараясь не смотреть на курицу, начал ее ощипывать.

Во дворе росла вишня, но ягоды были полуспелые. Они наелись их так, что свело челюсти, и набрали полную жестяную банку из-под оливкового масла для Пыряева.

Пока они трясли вишню и ползали по всему дому в поисках бакшишей, плов поспел. Мите было приказано хватать котел и тащить его в дом.

В комнате, куда Мите до сих пор не удалось заглянуть, в беспорядке валялись покрывала, одеяла, ковры, будто хозяева в спешке пытались собрать все это в один узел, но потом бросили.

Расстелили ковры. Митя поставил котел в центр. Все расселись вокруг и достали ложки.

— Кабалов, встанешь на стреме, — пальцем показал на дверь Горов.

— Почему я? — возмутился Кабалов.

— Шлем, не в дружбу, а в службу, возьми фляги, принеси воды, — попросил Горов, не обращая внимания на Кабалова. — Жаль, хозяева чай унесли.

Митя собрал фляги и спустился к арыку. Вода, которая раньше была прозрачной, стала глинистой, мутной. «Где-то берег подмыло», — решил Митя. Он набрал фляги и вернулся в дом.

Кабалова у двери не было. Он сидел в кругу и вместе со всеми черпал ложкой плов. Митя хотел остаться у входа, но Горов позвал его: «Иди ешь, а то все мясо сожрут». Митя отложил автомат и несмело протиснулся к котлу. Плов удался на славу. За время службы он ничего вкуснее не ел. Митя усердно работал ложкой, в то время как остальные заохали и потихоньку стали отваливаться от котла.

Митя наклонился над котлом, выискивая оставшиеся кусочки курочки. Пальцами он извлек из риса случайно уцелевшую куриную печень и поднес ее ко рту. Его взгляд остановился на дверном проеме. В дверях стоял парень в афганской одежде, с автоматом наперевес. Митя ничего не успел понять, только услышал вопль Горова: «Дрешт!» Парень прямо со второго этажа нырнул за дувал, в зелень кустарника. Вслед ему бросился Горов, на ходу щелкая затвором. Он выпустил длинную очередь по кустам и заорал: «Чего сидите, козлы! Уходить надо! Котел, банки, все с собой!» Митя, еще не понимая, зачем нужно брать котел и банки, оглушенный стрельбой, схватился за ручку котла.

Они горохом скатились по лестнице и рванули из кишлака. Метров через сто Митя стал задыхаться. Полный желудок прыгал в животе, как мячик на резинке, перед глазами ходила ходуном высокая трава, сзади по спине бил чугунный котел с пловом. Зашвыркали пули, и Митя втянул голову в плечи, побежал быстрее.

«Я прикрою… Забирайтесь по крутизне… оттуда не достанет», — услышал Митя сзади захлебывающийся голос Горова и наддал еще, чувствуя, как сердце порывается выскочить из груди.

К посту они доползли на карачках. Минут пять в глазах было темно, дико болел правый бок, и лежать на спине было мокро, как в луже.

Снизу показалась голова Горова. Он плюхнулся рядом с Митей и прохрипел: «Все целы?»

Со своего поста прибежал Пыряев: «Что, нарвались? Откуда стреляли?» Оказывается, броня уже запрашивала, почему поднялся шум, и Пыряев им сказал, что обстреливают посты, а они попросили координаты.

«Я покажу», — вызвался Кабалов. Они со взводным уселись у полуразрушенной стенки, которую Митя с Маляевым не успели восстановить.

Горов отдышался и стал делить трофеи. Два покрывала он отдал на другие посты, а себе оставил ковер, покрывало и фонарь «летучая мышь». Все съестное разделили между теми, кто не ходил в кишлак. Плов, правда, уже остыл.

Вскоре на их посту собрался почти весь взвод — не терпелось послушать о походе. Горов сказал: «Щас», — поднялся, подошел к Кабалову и, отозвав его на несколько шагов в сторону, залепил с десяток оплеух. Кабалов только мотал головой, а Пыряев сделал вид, что рассматривает что-то очень интересное, происходящее в кишлаке.