Эдуард Володарский - Штрафбат

— Еще стаканы есть?

— Нету…

— Тогда по очереди будем. — Леха налил полный стакан, протянул Глымову. — Давай, Петрович.

Глымов взял стакан, но пить сразу не стал, взглянул на Балясина, спросил:

— Что, никого не нашел?

Балясин молча покачал головой, продолжая курить. Глымов выпил, отломил кусок от краюхи, понюхал, начал жевать. Леха подхватил стакан, снова наполнил его и выпил сам, выдохнул, занюхал хлебом и сообщил:

— А мы с Петровичем троих гансиков кокнули. А ребята в плен человек пятьдесят набрали. И куда их теперь девать? Ждать, покудова смерши придут и заберут? Да на хрена козе баян! Они их все равно постреляют. Только на допросах еще и кости переломают. Пострелять их, сук поганых, на месте — и с глаз долой, правильно говорю?

И опять Балясин не отреагировал, продолжал курить.

— Может, в лес подались? — осторожно спросил Глымов. — Говорят, тут почти все жители в лес побежали, как только бои начались…

— Может… — глухо ответил Балясин, налил в стакан и выпил. Погасив окурок в консервной банке, достал кисет, бумагу и принялся сворачивать новую цигарку.

— Ну что, еще по одной — и пора? — потирая руки, сказал Леха Стира. — А то небось комбат давно сбор протрубил…

— Давай… — равнодушно кивнул Балясин, прикуривая новую самокрутку.

Стира протянул стакан Балясину:

— Давай, Юрок, залей горе.

Балясин взял стакан, подержал и вдруг отдал Глымову:

— На, пей… не могу чего-то…

— Как это не могу? Как это не могу? — изумленно захлопал глазами Стира. — Тут через «не могу» надо. Ты че, Юрок, водка — первое душевное лечение. Я без водки давно бы…

— Замолкни, балаболка, — обрезал его Глымов и выпил. Заедая самогон остатками хлеба, сказал: — Не буду попусту обнадеживать, а все ж… мертвыми ты их не видел, стало быть, и хоронить не надо. Без надежды человек, Юра…

— Что бутыль без водки, — закончил Леха Стира и заржал.

Глымов посмотрел на него, как на полоумного, вздохнул. Потом встал:

— Трогаемся. Пора.

Растянувшись в цепочку, Глымов, Балясин, Леха Стира и еще пятеро бойцов шли по улице городка. Стира лузгал семечки, которыми неизвестно где разжился, и крутил головой по сторонам, бормоча:

— А зажиточный был небось городок… и в картишки небось поигрывали… Петрович, ну, ты погляди, все сады повырубали, суки, а? Сады-то чем им помешали?

— Ну какой же ты балабон, Леха, — поморщился Глымов. — Как ты блатным стал с таким языком длинным, в толк не возьму?

— Ладно, длинным… — обиделся Стира. — Че я, со следователем трекаю, что ли? Могу вообще молчать, если тебе так уж неприятно мой голос слышать.

Из проулка вышла женщина и, увидев солдат, заторопилась к ним.

— Там… там двое в доме, — размахивая черным платком, взволнованно заговорила она, — раненые.

— В котором? — Балясин весь подобрался, крепче ухватил автомат.

— А вон, с проваленной крышей. Только они русские…

— Русские? — удивился Глымов.

— Русские, а форма немецкая… Их тут много было. Власовцами назывались. — Женщина спешила выложить все, что знала. — Они с немцами ушли. А вот этих двоих я утром услышала… один стонал все время. Я в окошко-то и заглянула. Они у печки на шинелях лежат…

— При оружии? — спросил Глымов.

— При оружии. — Женщина перекрестилась.

— Пошли, — скомандовал Балясин, и они осторожно направились к дому. — А вы, — обернулся Балясин к остальным пятерым солдатам, — стойте здесь, не рыпайтесь!

— Живьем брать будем? — спросил Глымов.

— На хер они сдались — живьем! — горячо возразил Леха Стира. — Гранатами закидаем и — порядок. Власовцы все равно живьем не сдаются…

Балясин тем временем подошел к дому со стороны обгоревших провалов окон, сделал знак Глымову и Стире, чтобы те шли к крыльцу. Подождав, когда они бесшумно поднялись по ступенькам, Балясин выпрямился, вскочил на завалинку и сунул в окно ствол автомата:

— Хенде хох, сучьи лапы!

В комнате у печи действительно лежали двое мужчин в немецкой офицерской форме, только погоны у них были русские, серебряные, с одним просветом и черными пластмассовыми кубиками. У одного четыре кубика, что означало звание капитана царской армии, у другого три — поручик.

— Сдаемся, сдаемся… — ответил тот, что с четырьмя кубиками на погоне. Он лежал на полу, опершись на локоть.

— Глымов, бери их! — крикнул Балясин.

Глымов и Леха Стира ввалились в комнату, наставив автоматы на власовцев.

— Подъем, ребята, — сказал Глымов.

— Не могу… — поморщился капитан, — нога… А поручик помер.

— Когда помер?

— Да час назад…

— Оружие кидай сюда, — скомандовал Глымов. — Пистолеты, автоматы, ножи.

Капитан подтолкнул автоматы к ногам Глымова, потом бросил пистолеты и два штык-ножа.

— Гранаты есть? Давай сюда.

— Нету гранат, — криво усмехнулся капитан. — Израсходовали…

Глымов подошел к власовцам, присел на корточки и приложил ухо к груди лежащего на спине поручика. Послушал, разогнулся.

— Сам не пойдешь? — спросил он капитана.

— Я ж говорю — нога…

— Давай подмогну. — Глымов взял капитана за руку, помог встать, потом закинул его руку себе на плечо, и вдвоем они заковыляли к дверям. — Леха, оружие забери…

Трехэтажное здание горсовета сильно обгорело, крыша провалилась, уцелела лишь одна стропилина, и кто-то повесил на нее обрывок красной материи. Перед горсоветом горели костры, в чугунных чанах, котелках и кастрюлях что-то варилось, вокруг толпились штрафники и гражданские, стоял галдеж, играла гармоника и несколько голосов визгливо пели частушки.

надрывался гармонист, и толпа солдат и гражданских вокруг хохотала.

Пленные немцы сидели на первом этаже в одной из комнат горсовета, их охраняли несколько бойцов с автоматами. Они толпились у окон и мрачно смотрели на толпу солдат и гражданских на площади перед зданием.

За грубо сколоченным из досок столом сидел председатель горсовета, в шинели, перетянутой ремнями, с пистолетом на боку, в фуражке со звездой, стучал кулаком по столу и кричал сорванным голосом:

— Сто раз талдычить надо? Занимайте свои дома, налаживайте хозяйство — немец больше не придет! Оккупация кончилась, товарищи! Я вам от имени советской власти официально заявляю! Что вы вокруг меня топчетесь? У вас дел нету? Оглянитесь — у всех дома разоренные!

К столу подошел Твердохлебов, спросил:

— Как народ кормить будем?

— Сперва едят солдаты, — ответил председатель горсовета.

— Нет, пусть старики и дети поедят, а мы после.

— Сперва едят солдаты! — опять стукнул кулаком по столу председатель. — И не надо спорить, товарищ комбат.