Евгений Юнга - Кирюша из Севастополя

Вобрав голову в плечи, Кирюша вихрем рванулся через площадь, перемахнул за исковерканную решетку Приморского бульвара и нырнул в защитную щель.

Не рассчитав ее глубины, он не сумел удержаться на ногах.

— Штучка эдак килограммов на пятьдесят, — услышал он незнакомый голос и увидел лейтенанта, который помогал ему подняться.

— Не расшибся, молодой человек? — участливо спросил лейтенант, направляя в лицо Кирюши луч фонарика. — Да ты целый арсенал на себе носишь! Ну и перепугал нас! Я подумал было, что у фрицев новые бомбы: когда падают — не свистят, а ругаются. А здорово ты морской язык знаешь! Не боцманом плаваешь?

Кирюша сконфузился.

— Я из плавсредств! — хмуро буркнул он.

— Часом, не Кирюшка-моторист? — поинтересовался лейтенант.

Кирюша утвердительно кивнул.

— Здравствуй, товарищ, — сказал тогда лейтенант, ласково стиснул подростка и, отодвинув в сторону, быстро полез вверх по ступеням.

— Погоди-ка, сейчас на разведку выглянем… По-вчерашнему действуют, — уже откуда-то сверху донесся его голос. — Для отвода глаз швырнули в город пару-другую фугасок, а по-настоящему насели на равелин… Над бухтой Матюшенко устроили карусель… На встречных курсах пикируют… По местам, товарищи!

Кирюша выбрался из щели наружу и тут только заметил в черно-зеленой листве опаленных деревьев нацеленные в небо тонкие стволы зениток. Это была знаменитая кочующая батарея, за которой долго и тщетно охотились немецкие летчики. Им было известно, что батарея находится в пределах бульвара, но и только.

— Вы с кочующей? — полюбопытствовал подросток.

— Ага, — ответил лейтенант. — Из тех кочевников, что укорачивают жизнь фрицам и гансам. Так куда же путь держишь?

— До мамаши, на Мясную.

— На Мясную?.. — переспросил лейтенант и, припоминая, задумался. — Там, кажется, терпимо, — продолжал он, — если не считать квартала возле Анненкова дома… Ты что? — спросил он, заметив перемену в лице Кирюши.

— Так просто, — не сразу сказал Кирюша. — Наша квартира в том квартале.

Лейтенант смутился от своей оплошности и пробормотал что-то сочувственное…

— А-а-а, «Тиль Уленшпигель»!.. — внезапно протянул он, увидев книгу и вытащив ее из-за пуговиц комбинезона Кирюши. — «Пепел Клааса стучит в мое сердце!» Ты знаешь эти слова? Нет? Их сказал Уленшпигель, когда стервецы вроде нынешних фашистов сожгли его батьку на костре.

— За что сожгли? — попрежнему тихо спросил Кирюша.

— А за что немцы убивают наших отцов и матерей, за что разрушают наши города, наш Севастополь? Знаешь, что сделал Тиль, узнав о гибели отца? Спрятал горсть его пепла в ладанку, повесил ее на грудь и, убивая врагов, повторял вместо клятвы: «Пепел Клааса стучит в мое сердце».

Он раскрыл книгу и прочел короткую надпись на титульном листе:

«Кирюше Приходько, мотористу отдела плавсредств Черноморского флота, в день твоего пятнадцатилетия, сынок.

Пусть пепел Севастополя стучит в твое сердце, пока ты воюешь за свое настоящее и будущее, пока живешь и мыслишь.

Минная пристань, июнь 1942 года»

— Чорт возьми, будто подглядел! — вскричал лейтенант, пораженный совпадением надписи с тем, о чем только что говорил подростку. — Наверное, и отпустили на день рождения?

— Лучше бы не пускали…

Кирюша угрюмо уставился поверх изрытой ходами сообщения аллеи, в глубине которой вырисовывался, поднимаясь из морской глуби под обрывом бульвара, обелиск Памятника Погибшим Кораблям.

— Ты сходи и про все разузнай, — сказал лейтенант. — Может, жива мамаша. Видишь боковую аллею?..

Прервав объяснение, он прислушался. Взгляд его сразу сделался отчужденным.

— Опять лезет, гнус… Внимание, товарищи! — крикнул он зенитчикам и глазами показал Кирюше на щель.

Подросток мотнул головой, решительно отказываясь, а лейтенанту уже было некогда уговаривать его.

Из-за купола Владимирского собора на вершине холма, господствующего над центром города, взмыл вражеский истребитель и, тарахтя пулеметами, устремился к бульвару.

— Огонь!

Рука лейтенанта гневным жестом разрубила воздух.

Дальнейшее развернулось столь молниеносно, что Кирюша почти одновременно услышал кашляющие залпы зениток и увидел, как обломился и отлетел далеко в сторону срезанный снарядом хвост «мессершмитта». На предельной скорости, чуть не задев Памятник Погибшим Кораблям, куцый немецкий самолет пробил штилевое море и сгинул в нем без следа.

— Захотели фрицы с Гансами в Черном море искупаться!.. — начал прибаутку один из бойцов зенитного расчета.

Кирюша восхищенно смотрел на зенитчиков.

— Ну, вот тебе наш подарок на день рождения, — удовлетворенно проговорил лейтенант. — Ступай, пока тихо.

— Успею…

Маленький моторист важно козырнул лейтенанту и, обойдя батарею, вскоре скрылся меж буграми земли, насыпанными вдоль ходов сообщения, и обгорелыми деревьями бульвара.

Дважды после прощания с зенитчиками Кирюше пришлось на пути отсиживаться в убежищах и, цепенея от грохота близких взрывов, пережидать, пока уберутся восвояси эскадрильи немецких бомбардировщиков.

Вначале он укрылся в подвале гидробиологической станции, куда любил приходить до войны и часами наблюдать сквозь зеленоватую толщу воды аквариума, пронизанной электрическим светом, жизнь подводного Черноморья — рыб ста пятидесяти пяти видов, диковинных растений и странных моллюсков. Немецкая бомба разрушила станцию. Каменные своды над аквариумом обвалились и похоронили все под собой. Сохранилась ниша входа в подвал, где маленький моторист нашел боковую выемку, достаточную, чтобы уберечься в ней от осколков бомб и камней.

Долго он не усидел там, чувствуя себя прескверно в темноте подземелья, и покинул укрытие, как только убедился по затихающему гулу, что вражеские самолеты удалились к Северной стороне.

Все вокруг станции заволокло едкой пылью, поднятой взрывами. Клубы пыли поднялись над улицей Фрунзе и зданием Сеченовского института. В коричневом тумане плавали обгорелые руины. Улица Фрунзе была разрушена столь же безжалостно, как и улица Ленина. Дома ее подгорной стороны завалились на мостовую, а на их фундаментах саперные части и дружины горожан проложили дорогу для грузовых машин, курсировавших по Севастополю даже в часы бомбежек.

Кирюша пробрался сквозь стену пыли к Артиллерийской бухте. Услышав нарастающее гуденье — то приближалась к городу очередная волна «юнкерсов», — он юркнул в подвал семиэтажного дома Анненкова.