Рувим Фраерман - Избранное

— Но она так нежна и так мала, — сказал младший брат, — что, наверно, ей не исполнилось еще и года. Она может жить еще девятьсот девяносто девять лет. Мне жаль ее губить! Разве для того, чтобы пообедать сегодня, мы отнимем с тобой у нее такую долгую жизнь?

И Чунь стал просить старшего брата отпустить чудесную рыбку обратно в море.

Чан был, конечно, такой же бедный рыбак, как и Чунь, и вовсе не был злым человеком.

Он сказал:

— Ты прав, Чунь, мы можем и сегодня лечь спать голодными. Но что скажет наша старая мать, если мы вернемся домой без добычи?

— И мать нам ничего не скажет, — ответил Чунь. — Разве не она сама говорила нам в детстве, что сердце у человека должно быть мягкое, а рука твердая, если он хочет долго жить?

И так как Чану очень хотелось долгой жизни, то он согласился с братом и, подняв на своей широкой и твердой ладони трепещущую рыбку, отпустил ее обратно в море.

Море тотчас же заиграло вокруг, плеснуло вверх волной, и возле лодки весело зашумели струи.

И рыбаки вдруг услышали за своей спиной голос:

— Здравствуй, добрый Чан, и ты, юный Чунь!

Они обернулись и увидели, что в лодке сидит девушка. Она была такая красивая, что ни с чем не сравнима была ее красота. Волосы ее были убраны жемчугом, в золотом гребне сверкали редкие камни, и веер, что она держала в руках, переливался и блистал, как волна под солнцем. А таких крошечных ножек, какие были у девушки, рыбаки еще никогда не видели.

— Здравствуй, красавица! — разом сказали братья. — Кто ты такая? Как ты попала в нашу лодку?

— Я та самая рыбка, которую вы, добрые рыбаки, отпустили на волю. Знайте же, что вы спасли не простую рыбку, а юную дочь морского царя — мудрую царевну Ю.

— Как же ты попалась, бедная, на нашу удочку? — спросили братья.

— Я подплыла слишком близко к вашей лодке. Мне так захотелось послушать, о чем вы, рыбаки, говорите. Теперь я слышала ваши речи и хочу отплатить вам добром за добро.

— Ну что ж, плати, — сказали рыбаки, — мы бедные люди. Нам плата твоя нужна, чтобы купить себе хлеба.

— Не хлебом я хочу вам заплатить, рыбаки, — молвила царевна, — а несметным богатством. Покиньте свой скалистый и бесплодный берег и ступайте за мной в глубину морскую, в мое царство. Оно необъятно, и богаче его нет ничего в мире. В стране моей никто не стареет, как у вас на земле, и вы будете вечно молоды и вечно счастливы в моих золотых чертогах. А морские чудища будут служить вам, как малые дети, подносить вино и душистый чай с лепестками жасмина.

И голос царевны был так сладок и так приятен для слуха, что Чан и Чунь, забыв обо всем, оба поднялись на ноги.

— Ты слышал, что обещала царевна? — сказал старший, Чан. — Я буду вечно счастлив и вечно молод в ее волшебном царстве. А здесь, на земле, мы давно не знаем, чем накормить сегодня нашу старую мать. Пойдем, Чунь!

Но Чунь был и без того молод и вовсе не хотел покидать свой родной берег, хотя на нем не было у него ничего, кроме бедной хижины, покрытой морской травой.

Он схватил брата за край одежды и крикнул ему:

— Не ходи, Чан!

Однако Чан уже не слушал его и, переступив через борт своей лодки, медленно погрузился в море вслед за прекрасной царевной Ю.

А Чунь остался на месте.

Он горько заплакал о брате и стал с силой грести к земле, чтобы уйти поскорее от опасного места.

Три года прожил Чан-рыбак в подводном царстве у царевны Ю. Царевна полюбила его, и они были счастливы. Морские чудовища служили ему, с ним играли веселые рыбки и развлекали его по вечерам. А по утрам он вместе с прекрасной царевной гулял по ее саду, где тропинки все были выложены жемчугом и по бокам цвели яркие кораллы. А следом за царевной морские коньки несли серебряные носилки, на которых она отдыхала, если крошечные ножки ее уставали на прогулке.

Спокойно было Чану на дне морском.

Но вскоре он стал очень скучать по земле, и по своей старой матери, и по младшему брату, оставшимся в хижине среди скал. Ему захотелось их повидать, и он сказал царевне:

— Отпусти меня, прекрасная Ю, на землю, чтобы повидать свою старую мать и милого брата Чуня.

Царевна Ю, почувствовав тоску в его сердце, не могла отказать ему в просьбе.

— Если ты сильно тоскуешь по своей земле, Чан, то иди. Я дам тебе волшебную ткань, чтобы ты мог вернуться снова ко мне, в мое подводное царство. Только помни одно: ни в каком случае не развязывай узелка, который я завяжу на этой ткани. Лишь ударь ногой о землю и молви: «Дыханье ветра, всплеск волны — посланцы мудрой Ю! Служите мне!» — и ты снова будешь в моем золотом чертоге. Но знай: если ты развяжешь узелок — случится беда.

Чан поблагодарил царевну за ее доброту и начал собираться в далекий путь: надел одежду странника, взял в руки дорожный посох, а волшебную ткань спрятал у себя на поясе. Она была соткана из тончайшего шелка и так легка, что если бы не узелок, завязанный царевной, Чан мог бы подумать, что на поясе у него ничего нет.

Недолго Чан выходил со дна морского на сушу. В три дня и три ночи домчали его морские коньки, запряженные в серебряные носилки царевны Ю, и оставили на прибрежном песке.

Чан вышел на знакомый берег. Он узнал его. Вот место, откуда они отчаливали с братом, когда уходили на своей лодке в море. Но где же высокая скала, поросшая мхом, к которой они с братом привязывали свой челн? Неужели это тот низкий камень, через который сейчас перекатывается легкая волна? Нет, не может этого быть! И Чан прошел мимо камня и поднялся по тропинке вверх, где должна была стоять его бедная хижина. Но и ее не было! Богатый и светлый дом под крышей, украшенной искусной резьбой, стоял на том месте. А за домом, на склоне горы, зеленели рисовые поля, и колеса мельниц, движимые ветром, постоянно дувшим с моря, поднимали воду, чтобы обильно оросить корни тучных злаков.

«Это, наверно, новый дом и новое поле нашего богатого соседа», — подумал Чан.

И он хотел пройти мимо дома так же, как раньше прошел мимо камня, бывшего когда-то высокой скалой. Но вдруг увидел на пороге этого дома своего брата Чуня — юношу, точь-в-точь такого, каким он его оставил.

Красивая одежда облегала его тело, волосы были острижены, а в руке он нес мотыгу, так как спешил в поле на работу. Чан с радостью окликнул младшего брата.

Однако тот не подошел к нему и стоял на месте, с удивлением глядя на Чана.

— Кто ты, странник? — спросил наконец юноша. — И откуда знаешь мое имя?

Чан очень обиделся на такие слова и ответил:

— Ах ты, щенок! И трех лет не прошло с разлуки, а ты уж родного брата не узнаешь!

— Нет, странник, — ответил Чунь спокойно и с почтением, — разве я бы не узнал своего брата, если бы сам не похоронил его тут, за нашим домом, в день шестого новолуния, когда мы вместе с ним и со всем народом гнали злых правителей и чужеземных солдат с нашей древней земли!