Виктор Бычков - Везунчик

– Прав майор, – Кирюша сел на тот же стул, где только что сидел комендант. – Ныть не надо, живи, раз выпала тебе такая доля жить. И не скули, – наклонил голову, долго смотрел в пол, прежде чем заговорить дальше. – Вот, не знаю, как и сказать, Петро Пантелеевич. Карлуша-то не все поведал, умолчал о главном, – тяжело вздохнул, и продолжил, не глядя на Сидоркина. – В отместку на следующий день Гансы согнали в коровник всех без разбора слободчан, и сожгли. И твою семью тоже, вот, – закончил он. – Ты уж извини, Петро Пантелеевич, что не уберегли Полинку с ребятишками, и что мне выпал жребий сказать тебе об этом. Извини.

У Сидоркина и без того бескровное лицо стало вдруг белее мела, дыхание – прерывистым, сиплым, он заметался, и, схватив руками край простыни, зажал ее во рту, заглушив крик отчаяния, вырывавшийся наружу.

– А-а-а-а! – скрипел зубами староста, и бился головой о спинку кровати. – Как это, за что? А-а-а-а!

Антон смотрел на метавшегося товарища, и сделал попытку подойти к нему, попридержать, успокоить, но его остановил Прибытков.

– Погодь, парень, погодь! Пускай покричит, боль из души выпустит, потом легче станет. Погодь.

В наступившей тишине был слышен скрип снега под колесами проходившей мимо машины, голоса людей во дворе больницы, и тяжелое прерывистое дыхание со всхлипами Петра Сидоркина.

Прибытков достал из кармана кисет, стал сворачивать самокрутку. Руки его немножко подрагивали, табак просыпался на колени, на пол в палате. Внимательно следивший за ним Марк Захарович подошел к нему, и жестом попросил сделать папиросу. Кирюша отдал ему уже готовую, и принялся делать новую для себя. Никто не проронил ни слова.

– Петро и так еле дышит, а вы свои оглобли еще тут засмолите, – остановил мужиков Антон. – Идите лучше в коридор.

– И то правда, – согласился Прибытков, и увлек за собой товарища на выход из палаты.

– Поднимусь, не прощу! – тихим, но твердым голосом заговорил Петро. – Не прощу! А сейчас уходите от меня, не травите душу!

Всю дорогу назад Антону не давали покоя последние слова Петра. «Интересно, кому он собирается мстить? Чего это я не спросил? Мы же были одни в палате, он бы сказал, а я бы и не мучился».

Своими сомнениями поделился с Кирюшей уже дома, когда приехали из района.

– А что тут сомневаться, – рассудительно начал Прибытков. – Конечно, партизанам! Если бы они, дундуки, не полезли на рожон, то и жечь людей немцам не было бы резона. Это факт. Так что, не ломай голову, Антоша! Прав комендант, что эти партизаны самые настоящие бандиты, и наша с тобой задача уничтожать их на упреждение, с лёту, пока они нас не укокошили. А то через них, может статься, вообще народу не останется в селах.

– Кирилла Данилович, я все хочу у тебя спросить, да стесняюсь, – потупив взгляд, произнес Антон. – Ты жизнью кручен больше, чем я.

– Чай, не девица, чтобы краснеть. Да и я не похож на министра.

– Я вот что думаю. Только ты пойми меня правильно – жить хочется каждому.

– Да не тяни ты кота за хвост! – Прибытков толкнул в плечо Щербича. – Говори прямо, чего ты хочешь.

Однако Антон еще какое-то мгновение подумал, и лишь потом сказал, глядя товарищу в глаза:

– Последнее время что-то притихли немцы по поводу своих побед.

А что, если коммунисты верх возьмут, обратно вернутся? Нам-то что делать? Вот ты куда подашься, не думал об этом?

Прибытков не отвел взгляда и тоже ответил не сразу.

– Мыслишь правильно, парень. В жизни к любой ситуации умный человек должен быть готов, – взял Антона под руку, и они зашагали к дому Кирюши. – Пошли ко мне, там перекусим и все обговорим.

Дома хозяин поведал гостю, что у него есть на примете человек, который может выправить любые документы на всякий случай.

– Но, сам понимаешь, – Прибытков поднял указательный палец вверх. – Даром и чирей на заднице не вскочит. И, главное, язык надо уметь держать за зубами. За такие вещи жизнь болтуна не будет стоить и гроша, заруби себе это на носу. В тех кругах такое не прощается. Только в случае чего надо место жительства менять. Это не обсуждается. Риск стоит исключить.

– Не стращай меня, Кирилла Данилович! – перебил его Щербич. – И я не пальцем делан, кое-что в этой жизни видел, и понимаю, что и почем.

– Ну, вот и хорошо, вот и договорились, – хозяин пододвинул гостю чашку с борщом. – Ешь, пока горячее. Дома, небось, некому готовить?

– Сам знаешь. Чего спрашивать зря?

А в Борках хоронили Леньку Петракова. Его тело было найдено на льду Деснянки как раз за школой утром после нападения на комендатуру. Опознал его Васька Худолей, он же и привез труп в деревню к отцу и матери.

«Так, значит, это он бросился мне на перерез в ту ночь? – то ли утверждал, то ли сомневался Антон, наблюдая за тем, как мимо его дома проехали сани с гробом, следом прошла небольшая группка односельчан, и свернули в проулок, что вел к деревенскому кладбищу. – Вишь, как жизнь-то устроена: он хотел меня убить, но я его опередил. Не повезло тебе, парень, моя взяла. Я же тебя предупреждал, а ты не поверил. Хотя, не упади я на лед, неизвестно, кого бы хоронили».

И опять ему в голову пришла мысль о везении. Только на этот раз Антон не стал называть себя везунчиком, а, здраво оценив ту ситуацию, пришел к выводу, что спасла его сноровка, быстрая реакция, меткость в стрельбе, и желание жить. Впрочем, Леня тоже не хотел умирать, но, видно, что-то он не до конца учел, просчитался. Поэтому, рот разевать не стоит, а надо работать на упреждение, как и говорил комендант майор Вернер.

К нему-то и направился староста деревни, имея свой конкретный план, свое предложение.

Выслушав внимательно подчиненного, комендант выделил ему взвод солдат во главе со своим новым заместителем лейтенантом Пфайфель, который был назначен на эту должность после ранения под Москвой.

Кадровый военный, этот офицер искренне ненавидел местное население, презрительно относился и к полицаям. Он не стал даже предлагать места Антону в своей машине, а демонстративно указал ему на кузов к солдатам.

В Борки колона из трех машин зашла после обеда. Хорошо обученные и натренированные солдаты комендатуры уже через час согнали на площадь всех жителей деревни. Антон даже не успел замерзнуть, как унтер-офицер доложил лейтенанту о выполнении приказания.

На этот раз виселицы строить не стали, а приспособили для этой цели стоящие рядом на краю площади две старые липы.

Антон сам лично выдернул из толпы родителей Лени Петракова.

Еще не отошедшие полностью от смерти сына, они не до конца понимали, что от них хочет староста деревни.

Отец, бывший первый тракторист в МТС, Федор Николаевич, и его жена, рабочая полеводческой бригады, Анна Панкратовна, стояли под липами, тесно прижавшись друг к другу, с недоумением взирая на окружающих немцем и односельчан.