Виктор Бычков - Вишенки в огне

Матушка встретила отца Василия у колодца, что напротив церквы, у дороги. На её лице отображалось одновременно и ожидание, и радость встречи, и большое таинство, что выпирало, лезло наружу. Всем этим она готова была поделиться только с мужем, с батюшкой.

– Отец родной! Тебя не пытали?

– Что-то ты, матушка, как будто пуд злата нашла, настолько таинственен вид твой, – батюшка не ответил на вопрос женщины, а обнял жену, прижал на мгновение к себе, балагурил и у самого загорелся взгляд, глядя на такую загадочную матушку.

– Так тебя не пытали? – снова спросила, заглядывая в глаза, пытаясь по ним понять истинное состояние мужа.

– Хамы, возомнившие из себя победителей, душа моя, вот и все твои страхи, – успокоил отец Василий. – Но что у тебя случилось, открой тайну, радость моя?

– Пойдём в дом, отец родной, там всё поведаю. Как на духу, – заговорчески зашептала матушка, увлекая за собой батюшку.

И уже в доме под большим секретом поведала, поминутно оглядываясь на окна, за которыми группа немецких солдат обливались водой из колодца.

– Сразу после того, как тебя увезли антихристы, прости, Господи, за забором у колхозного сада обнаружила раненых красноармейцев. Тебя ждала, не спрятала, и помощи не оказала, они там маются, тоже ждут.

И на самом деле, за забором, что отделяет небольшой огород при церквушке от колхозного сада, батюшка увидел троих красноармейцев: молодая девушка в защитной гимнастёрке, двоих мужчин. Один из них, что по старше, ранен, другой – азиатской внешности сидел чуть в стороне с автоматом в руках, внимательно наблюдал за священником, не выпуская оружия.

– Батюшка, батюшка! – девушка подалась вперёд, встала на колени, ухватилась за плетень. – Помогите, батюшка! Который день идём, товарищ политрук тяжело ранен, от Березины Азат несёт на себе, – кивнула головой в сторону солдата.

Раненый лежал без движений, с застывшим серым от потери крови лицом. Измождённые, усталые лица девушки и солдата взывали о помощи без слов.

Отец Василий повернулся, отыскал глазами немецких солдат с проходивших мимо машин, что толпились у колодца.

– Проследи за мной, дочь моя. На заднем дворе церквы стоит флигелёк, пристроечка, я пойду туда, подготовлю место. Вы, как только уедут немцы, тихонько пробирайтесь во флигель.

«Вот и вступили мы с тобой в противоречия, господин комендант, – священник перебирал хлам, освобождал места, делал что-то наподобие лежаков. – Да-а, как хорошо и по – немецки грамотно вы распределили наши роли, мою роль, роль церкви православной там, у себя в штабах, в Германии. Какая самонадеянность, какая гордыня! Мол, солдаты-победители имеют право на шалости.

Милый мой! О какой победе ты ведёшь речь? У нас на Руси есть мудрая поговорка: „Не говори гоп, пока не перепрыгнешь", – а вы уже себя записали в победители, лавры примеряете. И потом, как это я не стану помогать страждущим? Как это должно выглядеть? Скажу им: „Пошли вон! Немцы не велели!". Вы хотя бы думали, прежде чем говорить.

Это когда они, русские солдаты, меня, полкового священника, ещё в ту, японскую войну, под Тюренченом, в рукопашной защищали, себя не жалея, а я возьму вот сейчас и откажу им?! Какой бред! Вера во Христа и любовь к Родине у нас в крови, господа немцы. И они неразделимы. И Родина для нас – это вот эти солдатики, и мы их не бросим, не предадим, а спасём, вместе с ними вас, поганцев, изгоним из земли нашей».

Священник ладил топчаны, и в который уж раз за сегодняшний день спорил с воображаемыми собеседниками, а руки своё дело делали. Вот уже готовы что-то среднее между кроватью и топчанам, но батюшка уверен, что красноармейцам будет как раз кстати. Сейчас важно разместить их здесь да послать гонца за доктором Дрогуновым Павлом Петровичем. Без него никак не обойтись, судя по всему. И пригласить его сюда нужно как можно скорее. Для этой цели очень даже подойдёт сосед юродивый Емеля.

Эта пристройка, как и сама церковь, была возведена давно, во времена восшествия на престол последнего царя Российской империи и в его честь. Сложенная из леса-кругляка, она хорошо сохранилась и готова была ещё простоять столько же. Вот только крыша маленько прохудилась, всё никак не доходили руки починить. А сейчас какая крыша?

Сама церковка, хотя и не большая, с одним куполом, без колокола, который сбросили ещё в двадцатых годах, построена в очень удачном месте на перекрёстке дорог у шассе Москва-Брест. Видна со всех сторон, притягивает взор издалека, и никогда не пустовала. Разве что, когда арестовали настоятеля церкви отца Василия перед самой войной. Тянется народ со всех деревень прихода: Слободы, Вишенок, Борков, Пустошки и Руни. А на престольные праздники всех желающих уже не может вместить в себя храм, толпятся люди даже на улице. Вот оно как…

На следующий день с утра доктор уже был у отца Василия, вплотную занялся раненым политруком Роговым Пётром Панкратовичем. Тяжёлые осколочные ранения и контузия требовали от врача неимоверных усилий, незаурядных способностей и профессионального мастерства, что бы поднять, поставить на ноги. Тем более, условия совсем не хирургического кабинета, без инструментов, без необходимого количества лекарств. Однако, мастерство Павла Петровича и неоценимая помощь со стороны матушки Евфросинии, да ещё молодой организм политрука постепенно делали своё дело: раненый шёл на поправку. Примочки, отвары, хорошее питание не проходили даром: через неделю Рогов уже мог сам выходить на улицу справлять нужду, хотя ему ещё помогал передвигаться рядовой Исманалиев Азат. И круглосуточно за ним ухаживала санинструктор Логинова Татьяна.

Со слов красноармейцев, батюшка уже знал всю их историю.

Рогов Петр Панкратович работал в колхозе под Минском парторгом, был призван в Красную армию в первый день войны и направлен политруком в сапёрную роту. Укомплектованная в основном призывниками из Средне-Азиатских республик, она строила переправы, готовила линии очередного оборонительного рубежа, а в большинстве своём помогала тыловым частям перетаскивать продовольствие, боеприпасы.

Вот и в тот роковой день с рассвета немцы взялись за только что наведённую переправу через Березину правее Бобруйска.

Карусель бомбардировщиков, сменяя друг друга, беспрерывно бомбили переправу. Командир роты старший лейтенант Мурашов Николай Никитич оставался на том берегу, а политрук с отделением солдат латали то и дело разрушаемую часть настила уже на этом. Вместе с подчинёнными стоя на коленях, пилил деревья, потом тащил их к переправе по болотистой местности, перекинув через плечи верёвку.

Переправлялись остатки дивизии, что отходила с боями из – под Минска.

Вот, наконец, последними прошли артиллеристы, переправили пушку, можно было переходить и сапёром, но в этот момент к переправе прорвались немецкие мотоциклисты.