Владимир Орленко - Операция без выстрела

Когда беседа закончилась и Микола ушел, Тарасюк спросил Ченчевича:

— Как вы считаете, есть основания доверять Мамчуру?

Подполковник задумался.

— Говорит он как будто искренне. Но без проверки… Не знаю, Виктор Владимирович, с ним надо еще поработать.

— Давайте известим местные, украинские органы государственной безопасности о группе Черноты, — предложил Тарасюк. — На месте легче навести справки. Может быть, товарищи нам подскажут, что делать дальше.

На том и порешили.

На другой день начальник отдела контрразведки армии связался с заместителем наркома государственной безопасности УССР и передал необходимую информацию.

«О группе Черноты мы знаем, — пришел ответ. — Чекисты потеряли ее след несколько месяцев назад. Постарайтесь выяснить, с кем связные должны были установить контакты. Это весьма важно. Еще важней изучить самого Мамчура, а соответственно — возможность его возвращения и дальнейшие перспективы».

В Киеве бушевала весна. В погожем небе искрилось солнце, на улицах цвели каштаны. В раскрытые окна кабинета врывался свежий ветерок. Он доносил стоголосый шум мирного города.

Заместитель наркома положил телефонную трубку, подошел к карте и посмотрел на красные и синие флажки, которые обозначали линию фронта. Однако мысль упорно возвращалась в прошлое, в тот день, когда он, тогда еще начальник областного управления НКГБ, впервые встретился с Виктором Владимировичем Тарасюком.

Кстати, та встреча в кабинете секретаря обкома и определила дальнейшую судьбу Тарасюка.

Разговор был деловым.

— Есть решение партии направлять на работу в органы государственной безопасности коммунистов, — коротко сказал секретарь. — Знакомьтесь, это начальник областного управления.

— Как вы смотрите на то, чтобы стать чекистом?

— А что я, учитель, у вас буду делать? — удивился Тарасюк и растерянно глянул на собеседника.

— Чекистами не рождаются. А что будете делать, вам скажут.

— Обком вас рекомендует, мы уверены, что справитесь, — сказал секретарь, обращаясь к Тарасюку, и добавил: — Ну как, согласны? Вот и хорошо. Если нет возражений, завтра же переходишь в распоряжение руководства органов государственной безопасности…

Так директор школы, молодой коммунист Тарасюк стал чекистом. Потом — война, жестокие бои, ответственные задания…

Заместитель наркома снова глянул на карту, измерил взглядом расстояние от Сталинграда до Берлина. Нелегкий ратный путь выпал на долю советского воина. Сколько братских могил осталось на просторах от Волги до Эльбы, но сколько родилось и подвигов! Бои гремят на подступах к фашистской столице. Хорошо, что в водовороте бурных событий не забывает Тарасюк, где получил путевку в сложный и опасный мир работы контрразведки.

В наркомате продолжался рабочий день со своими неотложными заботами. Известие из-под Берлина сделало его еще более напряженным.

Преодолевая сопротивление врага, танковый корпус продвинулся вперед и занял новые позиции.

После ночного налета вражеской авиации отдел контрразведки расположился в подвале разрушенного дома. На рассвете прошел дождь с весенним громом. Но уже распогодилось. Через провалы выбитых окон в помещение проскользнул солнечный луч и, коснувшись мрачного кирпичного пола, вдруг вспыхнул ярким пламенем. Люди, сидевшие в углу за столом, зажмурились. Три фигуры шевельнулись, на стене закачались тени.

Подполковник Ченчевич что-то записал в блокноте, начальник контрразведки армии откинулся на спинку стула и прервал рассказ Миколы:

— Постойте, тут надо уточнить. Почему вы говорите, что не могли найти выход?

— Прийти с повинной? А мои родители? При первом же случае их повесили бы эсбисты.

Ставя так вопрос, контрразведчики направляли беседу в нужное им русло. Времени мало, а они должны выяснить, почему Микола решил порвать с националистами и пришел с повинной. Просто раскаялся, не захотел стать бесправным изгоем на чужбине или хочет принести пользу своему народу? От этого зависело многое, и прежде всего как рекомендовать Мамчура украинским чекистам.

— Вы уверены, что их уничтожили бы оуновцы?

— Да, уверен. К расправам бандиты прибегали часто. Да и сами члены банд жили в постоянном страхе. Вообще УПА состоит из людей, которых обманули, а потом запугали. Каждый, кто причастен к подполью, боится, что ему прикажут за все ответить. Но рядовых участников больше всего удерживает в бандах страх перед эсбистами, страх за себя и родных.

— Когда вы виделись с родителями в последний раз? — спросил Тарасюк.

— Нам категорически запрещалось встречаться с родными. Но осенью прошлого года, как только я узнал, что меня посылают за линию фронта, решил хотя бы на день заскочить домой. Со мной были Сокира и Горлорез.

…В мягком, привольном воздухе чувствовалось дыхание осени.. Остро пахло полынью. Высокие тополя и акации стояли, облитые лунным серебром. Все это напоминало Миколе детские годы, но теперь ему было не до воспоминаний — он боялся собственной тени. Тишину наполнял неясный шорох, и кровь била в виски: а может, засада? Повернули по тропке к ручью. Невдалеке, на клочке серой травы, белела копешка сена. Уселись у копны, затаились.

Когда луна зашла за тучи, они незаметно прокрались в село. Мамчур провел своих спутников к отцовой хате. Но зайти не осмелился. Они спрятались в сарае.

Утром мать пришла доить корову. Похлопала ее по крутым бокам, поставила под ноги скамеечку и потянулась к вымени. В кленовое донце забило молоко.

Сзади, в сене, будто что-то хрустнуло. Она оглянулась и схватилась за сердце. В углу притаились трое. Охнула от неожиданности, а увидев среди них Миколу, заплакала. Мамчур спрятал хлопцев на чердаке дома, спустился, и только тогда мать обцеловала его, как маленького, и все плакала… От нее он узнал, что погиб старший брат, Степан, которого тоже забрали в националистическое подполье.

Микола не был дома больше двух лет. За это время отец изменился, постарел. Встретил сына как-то равнодушно, без волнения, словно чужого. «Что ж, никогда не разделял он националистических настроений, — раздумывал парень, — советовал мне и Степану не связываться с подпольем. Теперь, вишь, и разговаривать не хочет…» И все-таки Микола спросил:

— Чего вы, тату, такой пришибленный?

Тот молчал. Сын прижался к отцу, как делал это в детстве, обнял его, поцеловал:

— Вы недовольны, что я пришел?

— Чего мне быть недовольным? — сухо ответил старый Мамчур. — Может, я тебя больше и не увижу… — и он отвернулся.

— Где погиб Степан? — спросил Микола.

— Кто про это может знать? Ваши передали из лесу, что погиб, а где — не сказали.

— Попробую дознаться.