Владимир Орленко - Операция без выстрела

— Выходит, Ильчишин, польские националисты жгли украинские села, а вы, украинские националисты, польские? В самой природе национализма — враждебность к другим народам, а тут еще задание абвера…

Ильчишин молчал.

— Ну что ж, продолжим, — обратился Тарасюк к Павлюку. — Может быть, Ильчишин расскажет о сговоре зарубежных частей ОУН с другими националистами?

— Я расскажу все, что знаю. Итак, когда Бандера убедился, что раскол зарубежных частей ОУН неминуем, он стал искать общий язык с другими националистами, в частности с Миколой Левицким и Мазепой, пытаясь создать что-то новое. Даже было придумано название «Национальная рада», которая по замыслу Бандеры должна была объединить все националистические организации и партии в эмиграции под единым знаменем — борьбы с Советской властью. Конечно, Бандера хотел, чтобы в этой так называемой Национальной раде он получил должность если не председателя «правительства», то, по крайней мере, военного министра или министра иностранных дел. Главное, чего хотел Бандера, — выступить против зарубежного правительства ОУН и так называемой УГВР. Должен сказать, что и американская разведка проявляла интерес к новым контактам Бандеры, о чем требовала от меня исчерпывающей информации… Когда почти все было сделано, против Бандеры выступили мельниковцы, и поэтому при распределении «должностей» Бандере никакого поста не дали. А до этого он рассказывал, что Левицкий имеет прочные контакты с так называемым польским правительством в эмиграции, в Лондоне, и ведет с ним переговоры по объединению польской и украинской эмиграции для борьбы против народной власти в Польше и Советов на Украине. Бандера рассказывал, что Левицкий познакомил его с посланием папы Пия XII к католикам Польши. В пасторском обращении папа просил католиков подумать о целесообразности выселения немцев за Одер. «Ты пойми, нас поддерживает сам папа, а это сила», — нашептывал мне Бандера. Он, а позже и Микола Лебедь говорили мне, что так называемое польское правительство в эмиграции ставило это одним из условий сотрудничества с украинскими националистами.

— А как Бандера и Лебедь отнеслись к предложению так называемого польского правительства в эмиграции?

— Бандера однажды сказал мне, что никогда не забудет, как его мордовали в польской тюрьме, но теперь есть более важные дела и вспоминать об этом не время. Бандере не удалось договориться с «лондонскими поляками», потому что в ОУН начался раскол. Тогда Микола Левицкий сам договорился с «председателем польского правительства» о том, что договор Петлюры — Пилсудского, как идеал исторической общности судьбы двух народов, существует и обязывает. Об этом было сообщение в националистической прессе. Чтобы обмануть рядовых эмигрантов, украинские националисты подняли шум, «ругая» Левицкого за то, что он договорился с поляками-эмигрантами и, мол, изменил Украине. Но Левицкий не растерялся и ответил: «Им обидно, что не они, а я договорился».

— Вы встречались с Левицким?

— Да. Левицкого я хорошо знаю. Его Украина никогда не интересовала. Он не политик, не оратор. Обыкновенный пьяница, аморальный человек. Еще до войны активно сотрудничал с гестапо. Всегда говорил, что, мол, только гитлеровская Германия в состоянии освободить Украину от большевиков. Во время войны Левицкий работал руководителем украинской редакции в гитлеровском министерстве пропаганды (отдел «Винета»), бывал в Ровно, Киеве, Харькове и других городах.

Ильчишин покачал головой и усмехнулся.

— Что? Вспомнились приятные встречи с Левицким? — спросил Тарасюк.

— Как вам сказать? Не столько приятные, сколько забавные.

— Какие же?

— Встретились мы в конце сентября 1942 года. Немцы в газетах похвалялись, что вот-вот закончат операцию в Сталинграде и на Кавказе и направятся на Москву. Я встретил Левицкого в Ровно, он приехал из Киева, а я из Тернополя. Зашли пообедать. Потирая руки, Левицкий сказал: «Радуюсь, что мы с тобой, друже, не какие-нибудь подонки, а личности, как и они», — и показал при этом на немцев, обедавших в ресторане. — А на дверях написано: «Только для немцев».

— Да, действительно, есть что вспомнить, — иронически заметил Тарасюк.

— Еще хочу добавить, что в разговоре со мной про контакты Бандеры с Левицким Гриньох сказал: «Степан мудрит. Желает при помощи Левицкого подчинить себе эмиграцию Правобережной Украины, потому что приднепровцы и заднепровцы Бандеру не признают».

Ильчишин рассказывал, ждал новых вопросов, вытирал пот и думал: «Откуда они все знают?» А как хотелось выкрутиться!.. Он перевел взгляд со следователя на Тарасюка. «Надо думать, надо думать, не спеши, — словно шептал ему кто-то. — Не торопись…»

— Мне крайне неприятно, — хрипло начал Ильчишин, — что я принадлежал к организации, которая несет ответственность и перед народом, и перед историей…

Тарасюк перебил:

— Ваша преамбула несостоятельна, вы сразу открещиваетесь от того, к чему имели прямое отношение.

— Как член руководства — да. Я действительно знал о переговорах, скажу даже, мне было поручено вести их, но не больше…

— А разве этого не довольно? — спросил Петро Григорьевич.

— Довольно, даже больше чем довольно, — с сожалением признал Ильчишин. — Но я ведь должен думать о брате, о сестре, судьба которых зависит от того, что про меня скажут и националисты, к даже в американской разведке…

— Вам, Ильчишин, дали и яд, и револьвер, чтобы вы покончили с собой. Тем, кто вас забросил на Украину, хотелось бы видеть вас мертвым, пусть героем, но мертвым. Им весьма невыгодно, чтобы мир узнал об их планах. А ваша фортуна оказалась доброй, вы живы. Поэтому и думайте, и действуйте как живой.

— За дни моего ареста я столько передумал, столько просеял через память, кажется, всю жизнь… И все сводится к тому, что и меня обманули.

— Нет, нет, Ильчишин, вас не обманывали. Вас наняли. Наняли, чтобы вы убивали, жгли, наняли как агента, диверсанта, террориста. Таких, как вы, нанимают не только для выполнения заданий разведки на Украине. Вас могут забросить в любую страну мира, где надо убивать, заниматься шпионажем. Но продолжим разговор по делу.

Ильчишин молчал. Тарасюк подошел к окну и глянул на высокий замок. Над Львовом опускались вечерние сумерки.

— Итак, продолжим, — повторил Тарасюк.

— В первые дни пребывания на Украине я понял, что кучка подпольщиков во главе с Песней или такими, как он, способна убить, изнасиловать, поджечь, ограбить — и только! А дальше? Весь ужас в том, что понапрасну погибло много людей. Понапрасну!

Он на секунду запнулся.

— Так, так! — сказал Тарасюк и сел к столу.

— Я знаю, вы хотите спросить, кто же ответит за все? Те, кто лег в землю, ответили за это своей жизнью. Теперь отвечаю я — Ильчишин, Песня, отвечают те, кто попался.