Владимир Орленко - Операция без выстрела

— Пусть заканчивают, — согласился полковник Соколюк. — Я только хотел бы, чтобы ему предъявили документы. Как вы думаете?

— Трофейные? — спросил Тарасюк.

— Да, да, трофейные, о переговорах Герасимовского-Гриньоха с гестаповцами. Это поможет ему еще больше осознать глубину преступления, содеянного им и его организацией против Советской власти.

— Хорошо! Я поручу это следователю.

— Нет, давайте сделаем это здесь, у меня.

— Слушаюсь. Когда?

— Сегодня у нас пятница, — и Соколюк перевернул несколько листочков настольного календаря. — Готовьте на вторник, часов на 15—16.

Во вторник, во время утренней прогулки по тюремному двору, Ильчишин расхаживал, делал легкие упражнения. За стенами шумели дети, были слышны звонки львовских трамваев, шипение колес автомашин, совсем рядом — четкая поступь солдат. Город жил, город работал. На тюремной стене сидела сорока и сердито с кем-то ссорилась. «И чего не поделила», — подумал Ильчишин, и ему захотелось запустить в нее камешком, чтобы не раздражала. Он долго смотрел под ноги, но камня не было: «Да пусть ссорится, что тебе?» — подумал Ильчишин и поднял взгляд на высокие стены.

Стояло осеннее солнечное утро, ему хотелось ходить долго, и не здесь, а уйти куда-нибудь далеко-далеко; он что-то хотел вспомнить, но услышал голос охранника: «Прогулка закончена».

Ильчишин направился к двери.

«Вот так. И не только прогулка, сама жизнь закончена, а ты еще ничего не сделал, не успел… Люди в твоем возрасте женаты, имеют детей, уверенность в будущем, а ты?»

Ильчишин лег на тюремную койку, и думы поплыли, как осенние тучи. Все сводилось к одному: «Что дальше?»

После обеда его вызвал следователь. Ничего не спрашивал. Вывел на улицу, сел с ним в машину, и они поехали.

Ильчишин никак не мог сориентироваться, куда его везут. Машина свернула во двор, следователь сказал: «Пойдем», и они поднялись на второй этаж большого дома.

В комнате, куда его ввели, находились полковник Соколюк и полковник Тарасюк. Ильчишин только успел заметить на столе у Соколюка большую папку с бумагами. Несколько листков он держал в руках.

Соколюк вышел из-за стола и, обращаясь к Ильчишину, спросил:

— Чем вы объясняете, что в последнее время националисты за рубежом стараются доказать, что ничего общего не имели с оккупантами, а, наоборот, якобы даже вели с ними борьбу?

— Тут ничего странного нет, — равнодушно сказал Ильчишин, словно его это не касалось. — Я уже на следствии говорил, что еще в 1943 году, когда стало очевидно, что Германия войну проиграла, принято было решение сохранить связь националистов с фашистскими оккупантами в тайне, а окружение руководства ОУН, которое знало о сотрудничестве с абвером и гестапо, ликвидировать…

— А разве смертью десяти или сотни свидетелей можно скрыть то, что знают тысячи и миллионы? — спросил Соколюк.

Ильчишин посмотрел на Соколюка, затем перевел взгляд на Тарасюка.

— Конечно, это было трудно, а вернее, невозможно. Ведь народ знал и видел, что оуновцы с первых дней войны активно пособничали оккупантам и руками националистов делали то, что им самим было невыгодно…

— Например? — спросил Соколюк.

— Примеров много. Возьмем организацию полиции. В каждом селе — по десятку и больше полицаев. Разве это было нужно немцам? Националисты понимали, что люди, которым Советская власть дала и землю, и школу, и работу, да что говорить — все дала! — не поверят, что гитлеровцы принесли свободу. Значит, надо их держать под страхом смерти. Что националисты и делали. Они знали, кого следует мобилизовать на работу в Германию, знали, кто может уйти в партизаны.

— И вы это делали, Ильчишин? — спросил Соколюк.

— И я это делал, и говорил, что мы, националисты, знаем лучше немцев, что и как надо делать для, «нового порядка» на Украине.

— Но почему именно теперь националисты подняли шум, доказывая, что они вели борьбу против оккупантов? — повторил Соколюк.

— Видите ли, кое-кто думает, что время работает на них. Прошли годы, растет молодежь, она спрашивает, кто с кем был во время оккупации Украины. У националистов одна беда — еще живы многие свидетели, которые могут сказать: «Это было не так». Я, например, думаю, что националистам надо еще молчать лет двадцать — двадцать пять, не меньше.

— А как быть с этими документами? — и Соколюк передал какие-то бумаги Ильчишину.

Ильчишин посмотрел первую страничку, вторую, третью… Документов было много. Он задержался на документе от 15 июля 1944 года — докладной записке начальника гестапо о встрече с Гриньохом-Герасимовским. Ильчишин лихорадочно читал, о чем Гриньох договорился с гестапо. Еще раз глянул на первую страницу и посмотрел на Соколюка… Во взгляде его были страх и тревога.

— Там есть перевод, если вам трудно читать по-немецки, — и Соколюк подошел ближе.

— Спасибо, я знаю немецкий…

Ильчишин снова склонился над документами.

Взгляд его лихорадочно перескакивал с одной страницы на другую, выхватывал знакомые фамилии, имена, названия населенных пунктов. И везде гриф «Секретно», «Совершенно секретно»… Но на отдельных строчках взгляд его словно спотыкался, и тогда Ильчишин, чтобы полностью осознать написанное, перечитывал абзац заново.

«Лемберг, 29 марта 1944 года

Секретные дела рейха

…Назначенная на 26 марта 1944 года встреча с Герасимовским не состоялась по служебным причинам… Герасимовский был своевременно письменно извещен, и ему была назначена другая встреча, которая состоялась 27 марта 1944 года в 17.00 на ул. Еловой, 25, кв. 10.

Господин командующий приказал, чтобы… Герасимовского информировали о том, что с ним хочет лично беседовать господин командующий. Герасимовский заявил, что он сам не против встречи с начальником полиции безопасности, однако должен предварительно консультироваться с руководством своей организации. При согласии руководства организации встреча должна была состояться на личной квартире господина командующего 28 марта 1944 года в 17.00. Герасимовский получил соответствующее разрешение на упомянутую встречу и, приняв все меры предосторожности, явился в назначенное время на квартиру господина командующего, где в присутствии нижеподписавшегося состоялась беседа между господином командующим и Герасимовским.

Герасимовский подробно изложил свое мнение о точке зрения господина командующего и сделал заявление.

Он обстоятельно показал, что подпольная борьба бандеровской группы ОУН направлена только против большевизма и что нарушение немецких интересов, а также вообще антинемецкая тенденция в политике бандеровской группы ОУН никогда не велась и не ведется, потому что бандеровская группа ОУН в немецком народе видит единственного партнера, на которого она может опереться с надеждой на успех в борьбе против большевизма.