Павел Шафаренко - Мы все были солдатами

Уже значительно позже Пригорин рассказал мне, что сразу после разбора пулеметчик отправился к танкистам. Поведав о своей беде, он выпросил у них немного хорошего бензина и веретенного масла. Всю зиму носил он в грудном кармане гимнастерки два маленьких плоских пузырька с бензином и маслом.

По предложению майора Попова каждый взвод разведчиков разбили на две группы. Они устанавливали за намеченным объектом наблюдение, продолжавшееся в течение трех-четырех суток, и только после этого люди шли на поиск. Через три дня с начала организации разведки по-новому появились пленные.

…Чем заняты люди на передовой, когда нет активных боевых действий? Работают, несут боевую службу, вспоминают прошлое, говорят о будущем. Чаще всего это высказанные вслух думы о былой мирной жизни, заботы о доме, родных и близких. Вспоминают и героические эпизоды из прошлых боев, обстоятельства гибели товарищей и командиров. Говорят и о более простых вещах — погоде, харчах, куреве, прохудившейся обуви и обмундировании. Иногда, за обедом, ужином, или во время отдыха рассказывают забавные истории и поют песни. Этот раздел моих записей помечен заголовком «Рассказывают гвардейцы».

Вторая половина ноября. Ночь. Холодно и темно. Снег. Изредка с переднего края противника поднимается ввысь осветительная ракета, высвечивая контуры нашей обороны, дежурных у орудий, наблюдателей…

Уже четвертый месяц удерживают гвардейцы 25-й дивизии Сторожевский плацдарм. На нем появились приметы фронтового уюта — землянки для отдыха и обогрева, чай, горячая пища по расписанию, баня. Даже стрелковые ячейки стали чем-то похожи на старую мебель давно ушедшего домашнего быта. В землянке первого взвода тепло. При свете «гильзы» люди ужинают.

— Я вот все думаю, — раздается голос Павлова, — далеко все-таки зашел немец!

Разговор поддерживает помкомвзвода Болтушкин.

— Так ведь на войне за все, что не успеешь да не сумеешь, платить приходится. Я вот с белофиннами воевал. А там ни дорог, ни троп. Кругом лес, глубокий снег, мины, а на деревьях «кукушки». Откуда бьют, не видно, а люди падают. Потом с фланга налетят лыжники — обстреляли и ушли. Пока разобрались что к чему, многих людей потеряли. Зато после через какие «доты» прошли!

— Ничего, придет черед и фашиста…

И опять в землянке тихо.

— Расскажи що-нэбудь, Сашко, из своей молодой жизни! — обращается сержант Вернигоренко к бойцу Торопову. — Не всэ ж про войну говорыты.

— Да уже все рассказал, — смеется Саша, — жизни-то той сколько? — Немного помолчав, он начинает рассказ: — Из запасного полка на плацдарм мы шли маршем. Днем идем, ночуем в селах. Принимают хорошо — на фронт ведь идем! Но чем ближе к передовой, тем скучней. В селах ногой ступить негде. Никогда не думал, что в тылах людей столько. И авиация стала беспокоить… Подходим мы как-то к вечеру к большому селу. Притомились — переход был большой. Командир нашей роты капитан из запасников сейчас же команду подает: «Подтянуться!» И еще ножку дать требует. Он нашим ротным и в запасном полку был. На занятиях, бывало, только и слышишь: «Боец Павлов! Вы плохо ведете наблюдение».

Остановил капитан роту на улице под посадкой, а сам пошел к коменданту договориться о ночевке. Бойцы, конечно, разминаются, закуривают, некоторые прилегли под деревьями, ноги вытянули. А мы с Павловым переговариваемся, вокруг смотрим. Против нас у раскрытого окна хаты сидит старый-престарый дед. Длинная белая борода, давно не стриженная голова — видны только глаза и нос. Он курит трубку и с интересом поглядывает на нас.

Смотрю, с кошелкой в руке прямо к нам идет красивая молодка. Я встал, заправился и говорю Павлову:

— Учись, братец, как надо с молодыми дамами знакомиться…

— Можно вас, гражданочка, по одному вопросу спросить? — говорю я, приложив руку к головному убору.

— А чего ж нельзя! Можно, — отвечает молодка и во все глаза смотрит на меня.

— Вы не подскажете, где можно нашей роте переночевать? Отдохнуть с дороги в приятном обществе…

— Ну, всей роте приятного общества не найти, — смеется молодка, — а переночевать можно у нас на Выселках.

— Где же они, эти Выселки?

— С километр за селом. Идти по этой улице, а там увидите. У нас пока никто не стоит. Всего пять хат.

От такого оборота дела я страшно обрадовался. Щелкнул каблуками и говорю:

— Разрешите представиться! Красной Армии боец Торопов Александр Федорович!

— Будем знакомы! — протягивает руку молодка, — Катерина Ивановна!

— Ну, спасибо вам! Сейчас доложим капитану. А ваша хата где?

— В конце Выселок. Крайняя справа…

— Может, еще увидимся?

— А почему не увидеться? Размещаться у меня негде. Хата маленькая, а живут мои старики да эвакуированные. А чаем напою. Приходите…

— Живем, ребята! — говорю я, подойдя ближе к взводу…

…Разместились мы в четырех хатах. Люди моются, чистятся. Хозяева готовят самовары.

— Получил приглашение прийти вечерком на чай, — рассказываю я Павлову.

— Когда это ты успел?

— Еще в селе… С первого взгляда…

— Кто ж это там одарил тебя первым взглядом? — смеется Павлов. — Уж не дед ли с той хаты, где мы сидели, ожидая командира.

— Боец Павлов! — говорю я голосом нашего капитана, — вы плохо ведете наблюдение! Вы не заметили симпатичной молодки, что направила нас сюда, на Выселки…

— Не горюй, Саша! Всей ротой заметили и оценили твои таланты. Ведь как хорошо разместились на ночевку, да еще с чаем. Смотри! — во всех хатах дымят самовары…

— Чай это еще не все, важно, с кем ты его пьешь, тогда и настроение будет соответствующим…

Подошел я к старшине роты сержанту Сухину и, получив разрешение, отправился через дорогу в хату, где живет молодка.

Захожу. Чистая горница освещена керосиновой лампой. За столом сидят дедушка и бабушка молодки. И еще одна пара стариков — по одежде видать, эвакуированные. Все очень пожилые. Здесь же и Катерина Ивановна. На столе, накрытом белой скатертью, весело шумит самовар. В плетеной хлебнице нарезанный крупными ломтями хлеб. В небольшой миске мед. Кувшин с молоком. Общество пьет чай.

— Добрый вечер! — сказал я, поклонившись всем, и снял шапку.

— Добрый вечер! — отвечают хором.

— Раздевайтесь! — приглашает Катерина Ивановна. — Садитесь вот сюда, — показывает она на свое место.

— Вот хорошо, что пришли. А то у всех постой, а у нас никого. Хоть напоим вас чаем с медом, да новости послушаем…

— Спасибо!

— Бабушка! Налейте гостю чай, — просит Катерина Ивановна и выходит из горницы…

— Не беспокойтесь, бабушка, — говорю я, — успеем еще…

Мне наливают чай, накладывают мед, подвигают хлеб.

— На фронт, сынок? — спрашивает один из стариков.