Павел Шафаренко - Мы все были солдатами

Первый Белорусский фронт. Чувствовалась его особая значимость. Командовал им заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Многое казалось мне здесь не таким, как раньше, на других фронтах. Прежде всего мощь наших сил и темпы наступления. За две недели января 1945 года была освобождена почти вся Польша.

…Первые схватки 23-й гвардейской дивизии на вражеской земле. В них проявился не только массовый героизм, ставший уже нормой поведения, типичным стало высокое мастерство офицеров и солдат, их уменье грамотно распорядиться своей и вражеской техникой и оружием. Характерны в этом отношении были закончившиеся 17 февраля в районе Радовнитцы бои с вырывавшейся из окружения Шнайдемюльской группировкой противника. Она была почти полностью уничтожена и лишь частично пленена.

Несколько дней мы приводили в порядок район боев. В ходе сражения солдаты, да и многие офицеры видели только свой, сравнительно небольшой участок. Когда боевые действия закончились, с ближайших высот открылось все поле боя.

Картина была впечатляющей. Насколько охватывал глаз, все пространство усеяно убитыми фашистами, догоравшими и подбитыми танками, штурмовыми орудиями, артиллерией и машинами. Стояла необычная тишина. После нескольких дней сплошного грома орудий и криков людей она казалась особенной. Увидеть в таком масштабе дело рук своих удавалось редко, и это не могло пройти бесследно. Разгром врага вызвал новый прилив энтузиазма, веры в свои силы, уверенность в близости нашей победы.

Глядя на поле боя, я вспоминал длинную череду сражений на разных фронтах, в которых мне довелось участвовать. Многое в них было и общим и разным. Но этот бой был не таким. Здесь столкнулись отчаяние выходящих из окружения и наша решительность, наша стойкость и вера в успех даже в условиях многократного превосходства противника. Моральный фактор стал реальной силой и принес нам победу.

…В ходе операции по разгрому восточно-померанской группировки противника 23-я гвардейская дивизия к исходу 6 марта вышла к побережью Штетинского залива и повернула на юг, отрезая врага от переправ. На следующий день на нашем пути встал небольшой городок Голлнов. Расположенный на обоих берегах реки Ина, среди лесов и болот, город закрывал пути выхода на юго-восток и юго-запад. Прикрытый заграждениями в сочетании с естественными препятствиями, Голлнов являлся сильным узлом обороны, и немцы рассчитывали задержать нас здесь надолго. Но и мы понимали его значение.

Глядя на город, я вспоминал затяжные бои, которые вели обе стороны за населенные пункты на нашем северо-западе в ходе вражеского наступления. Сейчас время было уже не то. На следующий день Голлнов был полностью очищен от противника.

В боях за город мой наблюдательный пункт разместился у разрушенного фольварка. Наблюдение велось из приспособленной траншеи. Машины стояли метрах в 300 сзади в небольшом саду. Пришло время перемещаться вперед. Связисты стали свертывать радиостанции. Подошел адъютант с водителем и доложил, что можно двигаться. Я позвал своего радиста и повернулся, чтобы идти к машине. В этот момент раздался необычной силы грохот. Взрывной волной нас бросило на дно траншеи.

Когда мы пришли в себя, оказалось, что все невредимы, только страшно болело в ушах.

— Это тяжелый морской калибр! — воскликнул командующий артиллерией полковник П. И. Рабзов.

Мы пошли к машине. На ее месте зияла огромная воронка. Вблизи даже не видно было обломков.

— Теперь я понимаю, что значит родиться в рубашке, — пристально посмотрев на меня, заметил Павел Игнатьевич.

Мы быстро разместились по другим машинам и поехали на новое место. В пути я долго не мог отделаться от вида огромной воронки, стоявшей перед глазами. Потом вспомнил о неразорвавшейся бомбе, попавшей в мой блиндаж на плацдарме реки Великой, о многих других случаях, где смерть, казалось, подстерегала меня.

«Значит, не суждено, повоюем еще и в Берлине…»

Так где-то глубоко в подсознании рождается фатализм, оставляющий надежду в самых невероятных случаях.

…15 марта дивизия вышла в район Ухтдорф, заняла частью сил оборону по восточному берегу реки Одер. Здесь полки готовятся к предстоящим боям за Берлин. Раннее утро. В районах сосредоточения частей — пусто. После ночных занятий половина людей отдыхает, другая, вместе со мной, находится в районе Кольбитц-Зее. Готовятся батальонные учения с форсированием озера. Неожиданно адъютант И. Г. Козырь показал мне на группу генералов и офицеров, невдалеке от нас выходивших из машин. Их сопровождал начальник штаба С. И. Соколов. Увидев среди них члена Военного совета генерал-майора А. И. Литвинова, я догадался, что приехал новый командующий 3-й ударной армией генерал-полковник В. И. Кузнецов и, представившись, доложил, чем дивизия занимается.

Почти весь день пробыли у нас командующий и член Военного совета. Посмотрели учения, побывали на переднем крае и в районах сосредоточения частей. Беседовали с солдатами и офицерами, интересуясь их бытом, настроением, мнениями о ходе боевой и политической подготовки…

За поздним обедом завязался разговор. Василий Иванович Кузнецов интересовался деталями боевых действий соединения в только что закончившейся Померанской операции.

— Дивизия вводилась в ходе сражения со второго эшелона корпуса. Вначале для развития успеха, а потом перешла в преследование противника на широком фронте. Полки шли по параллельным дорогам с открытыми флангами, захватывая на путях врага узлы дорог, мосты и дефиле. Обстановка менялась крайне быстро. И хотя мой наблюдательный пункт передвигался непосредственно за головными полками, необходимых данных для принятия решения часто не хватало. Выручала интуиция.

— Это что же, — чуть улыбаясь, спрашивает генерал Литвинов, — по «наитию свыше»?

Меня поддержал командующий.

— Вы, конечно, шутите, Андрей Иванович! По «наитию свыше» теперь не воюют. Есть штабы, которые готовят командирам необходимые расчеты, анализ и оценку обстановки. Другое дело интуиция. В наших условиях — это зримое выражение боевого опыта командира, его умения предвидеть, его силы воли…

…12 апреля. Закончилась работа на местности перед Берлинской операцией. Вместе с командиром 33-й стрелковой дивизии В. И. Смирновым мы говорим о тщательно, как никогда раньше, проведенной рекогносцировке и о предстоящей операции в целом. С Василием Ивановичем мы дружим. Когда я ушел на 23-ю гвардейскую, он сменил меня на посту командира 33-й дивизии. Воевали мы с ним в одном корпусе и армии, в ходе боевых действий часто встречались. Видимо, в наших характерах и взглядах было много общего…