Андрей Дугинец - Стоход

И Моцак терпеливо, как школьнику, начал разъяснять своему командиру сущность и происхождение листовки.

— Слыхал, что говорил Егор Погорелец про Гитлера? — спросил он для начала.

— А что ж, попался Гитлер, как щука в сети, — ни назад ни вперед. Впереди Красная Армия, а позади мы, партизаны.

— Так вот, эту истину, может, еще раньше, чем мы с тобой, поняли сами фашисты. Сперва они расправлялись с мирными жителями, которые поддерживают нас. Потом начали засылать к нам провокаторов. Но и от этого мало толку. Вот и обратились прямо к самим партизанам, уговаривают их посидеть сложа руки хотя бы до осени. Им хоть немного бы вздохнуть посвободней…

За оконцем землянки послышалась тихая, но дружная песня:

— Слышишь, что поют? Ни себе ни минуты покоя, ни врагу ни минуты житья!

— Та то так!

— В этих словах вся программа партизан! А ты отозвался на просьбу фашистов.

— Так я ж не знал… — почесывал в затылке Миссюра, — напечатано ж…

— Мало кто что напечатает! — сказал комиссар. — Кто это поет?

— Видно, Орлов вернулся с задания, — ответил Миссюра.

— Ну вот, пойди прикажи им до самой осени сидеть сложа руки.

— То такие хлопцы, что самого пустят под откос вместо паровоза, — ухмыльнулся Миссюра, окончательно понявший, что попал впросак с листовкой.

— Построй отряд. Я прочту бойцам эту провокационную листовку!

— Так нужно, чтоб и по селам хлопцы рассказали.

— Дошло, — дружески положив руку на плечо командира, сказал комиссар. — Грамоту бы тебе, Антон Ефимович. Хотя бы семилетку… Да, кстати, как твое изобретение? Ты и его законсервировал до осени?

— Все готово. Ждал тебя.

— Я рассказал Ефремову. Он так ухватился за эту идею! Обещал помочь. У них есть связи с железнодорожниками на этой станции.

— Крэпко! — сжав кулак, сказал Антон. — Я хоть завтра готов выступать.

На пяти лодках бесшумно отряд двигался по дороге, которая не оставляет следа. На шестой, огромной, как баржа, ладье везли прикрытое брезентом какое-то сооружение. Через озеро этот караван вышел в другую речку и двинулся на север.

Рассвет застал отряд в лесу, где нужно было выгружаться и дальше двигаться пешком, а машину тащить на колесах. Но день решили провести на воде. На берег послали разведку. А караван вошел в густые заросли камыша. Выставили часовых. А остальным было приказано спать до самого вечера…

Ранний вечерний туман был на руку партизанам. Под его покровом отряд выгрузился на берег и пришел к месту назначения еще засветло. Остановились в густом смешанном лесу, где слышались отдаленные гудки паровозов, а иногда и шум проходящего поезда. Причем шум, начинаясь далеко, быстро приближался и проходил стороной где-то совсем близко.

Все сознавали необычайность сегодняшнего похода, конечная цель которого известна, видно, только двоим из всего отряда. Построились в колонну по четыре. Комиссар спросил, нет ли таких, кого мучает кашель. Люди молчали.

— В одной газете фашисты назвали партизан блохами, — вполголоса заговорил Моцак. — Почему блохами? Да потому, что, мол, укусит, а не поймаешь. Вот сегодня, больше чем когда-либо, мы должны оправдать это определение. На задание пойдут только некурящие или те, кто может целую ночь не курить, — и, отступив, он скомандовал: — Некурящие, два шага вперед!

Дружно, в ногу, весь отряд передвинулся на два шага.

Комиссар развел руками. А командир подошел к правофланговому, поднял его руки и, потирая шершавые, прокуренные пальцы, сказал:

— Солодов, так твои ж пальцы можно вместо цигарки сосать.

— В этом и суть, товарищ командир! — весело ответил Солодов, который обычно не выпускал своей камышовой трубки изо рта. — Я, как захочется курить, пососу палец и успокоюсь и другим советую так делать!

— Шутки шутками, а предупреждаю, кто закурит, когда пойдем на железную дорогу… — Миссюра так сжал кулак, что всем стало все понятно. — Каждый свое задание получит, когда подойдем к железной дороге. — С этими словами Миссюра подошел к огромному кусту, который тотчас развалился на две стороны, открыв глазам партизан железнодорожную дрезину. — Все смазали хорошо? Скрипеть не будет? — спросил кого-то Миссюра.

— Полбанки автолу влили, — ответил только теперь замеченный партизанами боец, сидевший на дрезине.

— Вот на эту дрезину поставим то, что мы привезли. Приладим и тронемся дальше, — распорядился Антон.

Туман сел, и над лесом разлилось зарево медленно восходящей луны.

— Чего нам не хватало, так это луны! Черт бы ее побрал, — выругался кто-то из бойцов.

— Да уж лучше бы дождь проливной, — поддержал его другой голос.

— Дождь подоспеет вовремя, — успокоил Миссюра, — крэпкий польет, как раз какой нужно.

Бойцы замолчали. Они уже убедились, что их командир в предсказании погоды никогда не ошибается.

К железной дороге пошли автоматчики, чтобы бесшумно снять немецкий патруль. Следом по лесной просеке партизаны, как бурлаки, потащили тяжелое сооружение к железной дороге, освещенной недавно взошедшей луной. Луна выглядывала из-за деревьев и предательски освещала медленно продвигавшийся отряд. Поднялся сильный, порывистый ветер и пригнал огромные лохматые тучи. Они скрыли яркую, как осветительная ракета, луну. Потом тучи стали гуще и ниже и, на радость партизанам, на землю полился густой дождь.

— Родная природа за нас! — прошептал комиссар в ухо Миссюре.

— Ат! Небу надоело, что они коптят его пожарами, — ответил тот и вдруг поднял руку: в сотне метрах показались чуть поблескивающие рельсы…

Немецкий часовой, стоявший возле будки стрелочника, прислонился к деревянной стенке, спрятался от дождя. В будку входить нельзя. Надо все время смотреть на дорогу, чтоб не подкрались партизаны. Позавидуешь стрелочнику. Лежит себе на боку, ждет телефонного звонка. Позвонят, дадут команду перевести стрелку. Он покряхтит, выползет, переведет стрелку — и опять на бок.

Немец шагнул от стены, и в тот же момент из-за угла метнулась тень. Часовой, не издав ни звука, грузно упал лицом вниз.

На условный стук в дверь из будки тут же вышел стрелочник.

— Дядя Митя, на какой путь? — спросил его шепотом человек в немецкой форме, ставший на место часового.

— На третий, сей момент все сполню! — старик резво побежал по шпалам.

Со стороны леса на железнодорожном пути раздался какой-то тяжелый, быстро нарастающий гул мотора. Приближаясь, этот гул перерос в густой рев, похожий на рев бомбардировщика. На станции послышались тревожные крики фашистов, отрывистые команды. И тотчас откуда-то из-за будки ударил пулемет. Пулемет строчил по путям наперерез. Стрелочник, услышав над собой посвисты пуль, прижался к партизану в немецкой шинели, все так же неподвижно стоявшему возле будки.