Леонид Соловьев - Иван Никулин — русский матрос

Фашисты яростно завыли. Они уже выбили наших из траншеи, прижали к берегу. Еще одна надежда оставалась у них — восстановить мост. Но последние сорок метров, отделяющие фашистов от моста, были непреодолимы.

— Держишься, Харченко?

— Держусь, Жуков!

Упал кочегар Алеха. Облился кровью старый казак. Немного оставалось наших бойцов — всего человек сорок, когда к реке вышли наши танковые соединения и казачьи лихие полки. Вся эта лава, гремя железом, полыхая огнем, сверкая и вспыхивая на солнце клинками, обрушилась на врагов.

После того как переправа с обеих сторон была полностью очищена, за дело взялись наши саперы. Они свели разошедшиеся концы моста, соединили их. К рассвету мост был восстановлен, и по нему началось нескончаемое движение советских войск.

На запад! На запад, вперед, в наступление! Нескончаем был медлительный поток нашей пехоты. Фырча моторами, тянулись грузовики. На запад! На запад! Гулкий дощатый настил отзывался на этот призыв, гудел и звенел под копытами казачьих коней. На запад, за честь и свободу родной земли! Понтоны, хлюпая водой, оседали под тяжестью огромных танков, казавшихся в тумане еще огромнее и тяжелее. Шли пушки — большие и маленькие, противотанковые и зенитные, шли минометные соединения, за ними опять пехота, и снова казаки, танки, пушки, и опять пехота, пехота, пехота!

Туда же, на запад, вместе с войсками шли матрос Харченко, матрос Жуков и другие бойцы из отряда Никулина.

Но ничего этого уже не видел и не слышал Никулин…

На этом и заканчивается история о жизни и бессмертии черноморского минера Ивана Никулина и его боевых друзей. Будущий историк Великой Отечественной войны не обойдет молчанием эти имена и сохранит их для потомства.

…На юге нашей страны, в квартире главного врача одного из военно-морских госпиталей Сергея Дмитриевича Анкудинова можно увидеть портрет Ивана Никулина — любительскую фотографию, увеличенную в размер писчего листа бумаги. На фотографии — моряк с простым и добродушным лицом, но в морщинке между бровей, в крутом изгибе подбородка и в упрямом очертании губ угадывается внутренняя несгибаемая сила, а серьезные, вдумчивые глаза как будто говорят: «Я знаю, зачем я живу, знаю, как я должен жить дальше!». Сергей Дмитриевич каждого нового гостя обязательно подводит к этой фотографии.

— Иван Никулин. Слышали, конечно.

И никогда не забывает с гордостью добавить:

— Это из моего госпиталя он пошел на свои большие дела!

(1942–1943)