Николай Далекий - Охота на тигра

— Пошли! Петр, возьми на руки собаку.

Идут. Пленные с восхищением и ужасом смотрят на шагающих по проходу «немцев». Точь-в-точь, как глазеют на приехавших «фотографировать» фильм киношников в каком-нибудь маленьком провинциальном городе. Съемки продолжаются. Документальный фильм потрясающей силы. Роли исполняют действительные участники событий. Сценарий бывшего узника гитлеровского концлагеря Юрия Ключевского...

Каждый шаг отдает болью — ужасно жмут сапоги.

— Я ничего не вижу в очках, — слышится позади. Это Коваль, он в мундире врача, очень похож. — Можно снять?

— Нет! Разбей, выдави стекла.

Идут быстро, на ходу отряхивают пыль с мундиров, проверяют оружие, переступают, как полено, лежащий на проходе труп врача в голубоватом трикотажном белье.

У западных дверей заканчивает приготовления Нестеренко. Он снарядил двое носилок. На одних лежит бездыханный старший переводчик Цапля — длинные ноги в крагах торчат из-под куска брезента, каким прикрыто его тело. На вторых — якобы раненый пленный, которого взяли на допрос. Их будут нести восемь пленных — по одному на ручку носилок. Среди них Ивашин. У него пистолет, второй пистолет у Нестеренко, третий у Ключевского. Автоматы у «солдат» — Годуна и Прокопенко. Последние уточнения порядка шествия.

— Сперва впереди идешь ты, унтерштурмфюрер, — скороговоркой сыплет Нестеренко, — шагов сорок, треть пути. Затем выхожу вперед я с носилками. Немцы сзади. В случае задержки автоматчики открывают огонь по часовым. Приготовились. Спокойно... Юра, выходи.

— Сейчас. Приклею… — Юрий развернул тампон.

Тут дверь открылась, и на пороге появился Баранов.

От помощника старосты несло фекалиями, он растерянно смотрел на Ключевского, узнавая и не узнавая в нем коменданта. Сомнения Баранова рассеял удар дубинки. Успев вскрикнуть, он рухнул под ноги Ключевскому.

Юрий, брезгливо морщась, приклеивал тампон к щеке, он вдруг вспомнил, что видел на марле следы крови и гноя, его замутило и, едва он отскочил в сторонку, как началась сильная рвота. Что может быть ужаснее для голодного человека, чем эти мучительные судороги, заставляющие исторгнуть из желудка то, что было съедено за день. И это в тот момент, когда одна-две потерянных секунды могли стоить жизни не только ему, но и сотням его товарищей, в тот момент, когда успех наполовину был завоеван. Какая ирония судьбы, ничего злее не придумаешь...

Бежала по кругу красная секундная стрелка на черном циферблате. Пленные стояли на своих местах. Барак, весь барак, весь лагерь ждал. Кругом слышались голоса, испуганные, требовательные, угрожающие, просящие.

— Что с ним?

— Чарли, кончай.

— Юра, Юрка, Юрочка, время бежит.

Чьи-то руки хлопали его по спине, подбадривали, а он ничего не мог поделать с собой, его выворачивало наизнанку, он терял сознание от мучительной боли.

Смирнов стоял в толпе. Он выскочил из канцелярии, когда в бараке поднялся шум, и постепенно до него дошел смысл происходящего. Бледный, парализованный страхом и мыслью о близкой, неизбежной расправе над ним, он очнулся: «Действовать, пока не поздно!» И неожиданно для всех проскользнул к двери. Его схватили, но он успел высунуться наполовину из приоткрытой двери и закричать диким голосом:

— Карр-раул!

Юрий превозмог себя, стер с губ сгустки слизи и крови и, пошатнувшись, шагнул к двери, сказал хрипло, задыхаясь:

— Извините... Ждите здесь. Я сейчас.

Он знал, что кто-нибудь из немцев, обеспокоенных криком Смирнова, уже бежит к бараку. Так и есть. К бараку от ворот устремился часовой, держащий автомат наготове. Юрий, подражая Витцелю, дважды небрежно-запрещающе махнул рукой в перчатке. Эти неторопливые повелительные жесты должны были означать: «Стой! Назад!» И часовой остановился, выжидательно глядя на коменданта. Юрий еще раз махнул рукой: «Ступай на место!» — и, убедившись, что часовой возвращается к воротам, открыл двери барака, сказал слабым голосом:

— Пошли, товарищи...

Часовой Эрих Пельцер всего лишь час назад занял свое место на вышке № 3. Ветер гнал по небу кучные, словно подрезанные снизу, облака, и плотная траурная тень то накрывала весь лагерь, то уступала место яркому, веселому солнечному сиянию. От этого частого чередования света и тени у Эриха Пельцера болели глаза и слегка шумело в голове, он чувствовал себя усталым, сонным и начал подумывать о смене. Отчаянный крик какого-то пленного, появившегося было в дверях четвертого барака, обеспокоил Пельцера, тем более что комендант почему-то задержался в этом бараке. Но вот унтерштурмфюрер вышел, помахал рукой, показывая часовым у ворот, что он жив, невредим и ничего особенного не случилось, и та настороженность, какая было охватила Эриха, сменилась обычной скукой. Он широко зевнул, да так и застыл с открытым ртом. Он увидел, как из барака вышли комендант и староста, а за ними восемь пленных вынесли двое носилок не то с ранеными, не то с убитыми.

Лучи солнца, выглянувшего из-за облака, ударили в глаза Пельцера, но он различил среди тех, кто шел за носилками, солдата, несшего на руках Бетси, не подававшую никаких признаков жизни. О, там, в бараке, произошло что-то серьезное... Эрих скользнул взглядом по другим вышкам и увидел, что его товарищи застыли у пулеметов, напряженно вглядываясь в группу, приближающуюся к воротам. Конечно, их тоже поразило то, что овчарка мертва и комендант идет молча, прижимая ко рту руку с платком.

В отличие от унтерштурмфюрера староста барака, этот переводчик Нестеренко, вел себя суетливо, подгонял дубинкой пленных, тащивших носилки, беспокойно оглядывался, кричал что-то.

Носилки пропустили вперед, вот первые уже миновали открытую часовым калитку. Комендант и сопровождающие его немцы столпились позади. Когда там, у ворот, почти одновременно прозвучали два выстрела, Пельцер в первые мгновения не сообразил, кто в кого стреляет. Кто же? Конечно, немцы, у них оружие. Нет... Неслыханно — несшие носилки пленные Напали на часовых. Точно! Унтерштурмфюрер бросился со всех ног к ближайшей вышке, видать, их новый комендант наложил от страха полные штаны и хочет спастись у пулемета. Никто из часовых на вышке не стреляет. Еще бы, старательно вычерченные на схемах сектора обстрела для каждого поста захватывают только ту территорию лагеря, какая окружена столбами с колючей проволокой. Угрозы нападения извне никто не ожидал. Да и как решиться пустить очередь туда, где все смешались — пленные, немцы?

Боже, они готовятся напасть на караульное помещение, перестрелка. Комендант уже на вышке, бросается к пулемету. А где Альберт? Часового Альберта Хюгеля нет... Сбежал? Убит?.. Что происходит? Куда целится этот обезумевший унтерштурмфюрер?