Николай Далекий - Охота на тигра

На территории лагеря осталось 86 трупов бунтовщиков, кроме того, нами подобрано для допросов 12 тяжелораненых. Гарнизон охраны лагеря, включая коменданта, состоял из 51 человека. Все погибли. Во время преследования на 20.00, по имеющимся у меня сведениям, убито 23 бунтовщика. Наши потери 13 человек.

Трудности преследования заключаются в том, что бунтовщики применили коварный прием: чтобы хотя на время запугать свои следы, они разбились не менее чем на четыре группы, и эти самостоятельные группы удаляются от Каменнолужска в различных направлениях, но, очевидно, по заранее намеченным маршрутам. Кроме того, бунтовщики оставляют позади себя небольшие засады, состоящие из двух-трех обессиленных раненых, добровольно взявших на себя роль смертников, вооруженных пистолетами и гранатами.

С завтрашнего дня в преследовании бунтовщиков примут участие два бомбардировщика. Смею Вас уверить, что я прилагаю все свои силы и умение к тому, чтобы ни один из этих мерзавцев не ушел от наказания.

Хайль Гитлер!

Искренне Ваш оберштурмбанфюрер Кремп.

Р.S. Мне только что доложили, что одна группа бунтовщиков, состоящая примерно из двухсот человек и пытавшаяся пересечь стратегическое шоссе, была окружена, но оказала отчаянное сопротивление, вырвалась из кольца. Чтобы не увеличивать потери и с нашей стороны, я приказал прекратить преследование этой группы до наступления утра.

Кремп

Дорогой Иван Степанович!

Премного сожалею, что Вы из-за своей болезни не смогли приехать в Каменнолужск на встречу нашего праздника 9 мая — Дня победы. А я там побывал.

И хотя тяжело для моих нервов было вспоминать наше страшное прошлое, а все же эту поездку не жалею. Приехало согласно приглашению нас четверо, я лично, Петров Семен Гаврилович из первого барака, может помните, низенький такой, сейчас конечно седой старик, как и мы с Вами, но еще не на пенсии, уходить не хочет, бухгалтер, Лучко Василий Михайлович из того же первого барака и мать нашего Чарли — Юрия Николаевича Ключевского, симпатичная такая, очень культурная женщина, Юлия Петровна, но такая старенькая, что аж светится. Я за ней как за родной матерью ухаживал. Встретили нас хорошо, гостиница новая, хоть и на скорую нитку, но красивая, уютная. Машину «Волгу» за нами прикрепили, провожатых дали. В общем, все чин чином. На митинге нас всех народу показали, объяснили, кто мы такие, и так же нас попросили сказать с трибуны пару слов. Ну конечно, букеты, оркестр и прочее.

Потом поехали смотреть город — он очень изменился, много новых домов, даже районов выстроено. Вы бы его не узнали, пожалуй. Однако Дворец пионеров на том же месте, на ремонтной базе по старому «Заготскот» расположился. А вот от нашего проклятого лагеря даже следа не осталось, на том месте молодой сосновый лес шумит, и ребята, говорили, туда за маслятами ходят.

Побывали мы также на реке Сож, где Вы «тигра» утопили, там мост такой же деревянный, только новый стоит, а «тигра» еще в 60-м году автогеном порезали и по кускам на металлолом спровадили. Так что Вашего трофея там уже нет. Нет и могилы Ромки Полудневого и Петухова. Как Вы в своем письме предполагали, так оно и было, тела их сгорели, Петухова в танке, а Ромки на мосту. Ну, мы, конечно, почтили память дорогих товарищей, сняли головные уборы и постояли молча торжественно на мосту. Я стоял, глядел вниз на течение реки, в которую Вы прыгали с моста, и думал: бог ты мой, сколько же воды с тех пор утекло, вот помрем мы, и никто не будет знать, как все было, а узнают, то могут и не поверить.

После моста поехали мы к тому месту, где наша группа после восстания решила пробиваться на север к партизанам и должна была пересечь шоссе у деревни Заболотье. Нарвались мы тогда на колонну с немцами, и нас окружили. Был сильный бой до глубокой ночи, и не один гитлеряга от нашей пули на тот свет был отправлен, но наши потери, предполагаю, были больше, потому как у нас оружие было редко у кого и боеприпаса мало, а у них и пулеметы, и минометы. Вот тогда, когда думалось, что все погибнем, мы составили список, кто тут бился насмерть, вложили его в футляр немецкого противогаза и спрятали в дупло молодой сосенки. И что Вы думаете, Иван Степанович, нашел я ту сосну, и то дупло, и тот футляр с нашим списком. 182 фамилии. Тот список вместе с футляром передал в музей Дворца пионеров, где у нас после обеда встреча с пионерами была.

Про ту встречу надо особо рассказать, так она мое сердце растревожила. Собралось так много, что пришли не только пионеры, но и постарше, и даже человек сто взрослых. Внутри помещения не хватило, пришлось устраиваться во дворе под открытым небом.

Слушали нас при полной тишине и внимании, слово боялись пропустить. Выступали все мы. Петров и Лучко рассказывали про Язя — Иванов Сергей Васильевич его фамилия, учитель в гражданке был, политрук на войне. А также рассказывали про подпольную организацию и как они Нестеренко, по кличке Семен, приказали идти в переводчики, чтобы своего человека там иметь. Потом Юлия Петровна рассказывала тихим голосом за детские годы сына Юрия. Не расхваливала его, а говорила только, что сильно любил книжки читать и был большой мечтатель. А о чем он мечтал, ее спрашивают. Она на это говорит, мечтал стать моряком, летчиком, героем, а больше всего чтобы люди жили красиво и справедливо.

Теперь наступает моя очередь. Поскольку я всех знал и во всех наших планах лично участвовал или очевидцем был, то мне было что рассказать. Говорил я и за вас, за Полудневого, за Нестеренко и за кладовщицу, которая погибла. Когда сказал, как я в карцере благодаря Нестеренко паек предателя Блохи съел, всех развеселил, прямо-таки качались со смеха. Но больше всего я посвятил нашему Чарли, так и сказал Ваши слова, что, если бы не его журавли в небе, так мы погибли бы все в этом лагере без какой пользы, а так все-таки мы, голодные, безоружные, хорошо гитлеровцев пощипали. Гляжу, Юлия Петровна наклонилась, в платочек сморкается, тут и я слезу пустил. Последнее время нервы подводят, чуть что — и плачу.

Между прочим, вопрос мне задали, получил ли я орден за восстание. Я на это говорю, будь я на месте правительства, то ни ордена, ни медали никому из пленных не дал бы, потому за плен, по моему твердому мнению, орденов не полагается. Ну, а если проявил ты в плену геройство и удалось оттуда выскочить, — молодец, догоняй своих, становись на свое место в строй.

Нам сильно хлопали, благодарили, а в конце самые молодые поднялись и запели «Пусть всегда будет солнце», что мы все присутствующие активно поддержали. Вышло так трогательно, что у меня сердце защемило. Ну, а на следующий день приехали из области те, что снимают киножурнал, подняли шум и снова повезли меня на то место к сосне с дуплом и заставили снова вынимать футляр, а сами всё крутили на пленку. Говорят, будет в киножурнале. Так я на старости лет попал в киноартисты.