Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)

На прощание хозяин дал Ван Гуну добрый совет:

— Иди в другую типографию и скажи, что ты ученик. Тогда тебе легче будет устроиться.

Ван Гун долго искал работу, и наконец его взяли в маленькую типографию, где набор производился не только иероглифами, но и буквами. Здесь было легко работать, потому что в, алфавите всего двадцать четыре буквы. Но работы было очень мало: ни газет, ни журналов, ни торговых счетов на корейском языке не печатали. Хозяин пробавлялся случайными заказами, пока не разорился.

Теперь Ван Гун — сторож на горе Моранбон. Конечно, ему хотелось бы работать в типографии, но он очень дорожит и новым местом. За небольшую плату ему предоставили хижину, и один раз в день его бесплатно кормят на кухне летнего ресторанчика, который он тоже охраняет. Ван Гун аккуратно вносит квартирные деньги, аккуратно выполняет свои обязанности.

Сегодня Ван Гун, как обычно, обходит свой участок. Он идет чуть-чуть сутулясь, с непокрытой головой, подставляя ветру свои густые седеющие волосы. В руках толстая каштановая палка, на которую он почти не опирается. Он привык много ходить, и ноги у него крепкие, мускулистые.

У Ван Гуна зоркий взгляд, и видит он далеко. Но не всматривается в даль, не прикрывает рукой глаза от солнца. Может показаться, будто он ни за чем и не наблюдает, а только бесцельно бродит по сопкам.

Ван Гун медленно идет мимо буддийского храма, мимо арок, пагод и гротов, заглядывает в беседки. Каждое из этих сооружений воздвигнуто в честь исторических событий. Здесь, у подножия Моранбон, несколько тысяч лет назад зародился Пхеньян — столица государства Когурё, одного из трех государств, возникших когда-то на Корейском полуострове. Здесь началась история корейского народа.

На горе Моранбон корейский народ издревле отмечал свои победы над врагами, воздвигая памятники в знак этих побед. И каждый из них хорошо знаком Ван Гуну.

… Неторопливо шагает Ван Гун. Он видит широкую сопку по другую сторону центральной улицы. Там распласталось огромное мрачное здание черного цвета. Это жандармское управление самураев. Из центрального подъезда выходят три человека и садятся в открытую машину. Резко рванувшись с места, она несется вниз, пересекает трамвайную линию и вот уже петляет по извилистой дороге, взбираясь на Моранбон.

Ван Гун останавливается у беседки и смотрит. На заднем сиденье развалились два офицера. Одного из них Ван Гун видел много раз.

«Желторотый карлик» — так прозвали этого коротконогого майора с золотыми зубами. Раньше он был помощником начальника токийской жандармерии генерала Цурутама. Майор прославился своими руками. По нескольку часов в день он тренирует руки: быстро-быстро стучит ребрами ладоней о камень. Если сидит за столом или едет в машине и руки у него свободны, он не забывает об этой привычке. Он много лет тренирует руки, и ребра его ладоней стали твердыми, как подошва. Он без труда может одним ударом перебить человеку ключицу.

Второго офицера, с капитанскими знаками различия, Ван Гун видит впервые. Рядом с шофером сидит огромного роста солдат — ординарец майора.

Не достигнув вершины, автомобиль круто свернул с асфальтовой дороги. Зашуршала, вылетая из-под колес, крупная галька. Машина пролетела мимо арки и резко затормозила у входа в длинный павильон, украшенный бумажными фонариками. Солдат выскочил первым и рванул дверцу перед майором.

На шум подъехавшей машины вышел хозяин павильона и, низко кланяясь, пригласил гостей войти. Они не обратили на него внимания, не ответили на приветствие, но направились к павильону.

— Понимаешь, — говорил майор, — когда в порту Нагасаки я увидел среди грузчиков эту громадину, — кивнул он в сторону солдата, — я обрадовался. Решил сделать из него настоящего самурая. Но этот идиот совсем отупел здесь: ему не нравится Корея. Он просится домой. Он хочет жить в своем вонючем рыбацком поселке вместе с отцом и детьми. Хочешь, я подарю тебе этого болвана?.. Ну, смотри, Ясукэ!

Последние слова относились уже совсем к другому. Офицеры перешагнули порог длинной застекленной веранды, и майор широким жестом указал на раскрытые окна:

— Разве в вашем Пучене есть такой ресторан?

Капитан подошел к окну и инстинктивно отшатнулся: перед ним была пропасть.

Где-то далеко-далеко внизу извивалась блестящая ленточка Тэдонган, по которой двигались крошечные баржи и пароходики. Стальные фермы моста, лежащие на высоких каменных быках, казались игрушкой, сплетенной из нитей расщепленного бамбука.

Капитан смотрел вниз, а майор, шумно усаживаясь за стол, заказывал еду.

Спустя полчаса на кухню ресторана пришел Ван Гун за своей порцией риса.

— Позови ординарца, — сказал повар кухонному рабочему. — Часами сидят здесь, скоты, — обратился он к Ван Гуну, кивнув на зал, — и не было случая, чтобы покормили шофера и солдата. А ребята хорошие. Оба вместе от машины боятся отойти, так я их по очереди кормлю.

Офицеры уже успели достаточно выпить. Это можно было определить по батарее бутылок на столе и по их раскрасневшимся лицам.

Ван Гун уселся на корточках в уголке, откуда через кухонное окошко мог наблюдать за верандой. Несмотря на шум, доносившийся из зала, здесь ему было слышно, о чем говорят офицеры.

— Живые котлеты! — вбежал на кухню официант.

«Значит, напились уже», — подумал Ван Гун.

Повар вытащил из бака большого сазана и, ловко зажав рыбу в руке, чтобы она не вырвалась, дважды полоснул ее узким ножом, похожим на скальпель, вдоль спинки по обеим сторонам хребта. С необыкновенной ловкостью, не задев костей и внутренностей рыбы, удалил из-под кожи мякоть и бросил ее на шипящую сковородку.

— Пожалуйста, поскорее там! — донесся на кухню раздраженный голос майора. — Ты еще не ел такого блюда, капитан Осанаи Ясукэ! — громко говорил майор. — Это мое изобретение, великолепная вещь! Приезжай к нам почаще, учись жить!

А через несколько минут официант понес на большом подносе тяжело дышащего сазана с впалой спинкой, обложенного со всех сторон дымящимися кусочками зажаренной мякоти.

— Пожалуйста, Ясукэ, — улыбался майор, восхищенно глядя на поднос. — Сейчас господин сазан будет смотреть, как мы его едим. А ты, — обернулся он к официанту, — принеси еще саке! И еще один прибор.

— Для кого? — удивился капитан.

— Для сазана. Мы дадим немножечко выпить и сазану. Видишь, как он тяжело дышит. Пусть выпьет и закусит собственными котлетами.

Офицеры подняли чашки.

— Ты ловко отделался от назначения в Китай, — продолжал совсем охмелевший майор. — Я тебя понимаю, Ясукэ, армия нашего божественного императора быстро идет в глубь Китая, но чем дальше мы продвигаемся, тем больше доблестных самураев навсегда остается на китайской земле. Хотя, — он беззвучно засмеялся, похлопав капитана по плечу, — их родные могут успокоить себя тем, что теперь это наша земля…