Иван Бережной - Записки разведчика

Говорил он ясно, подробно и четко, как на занятиях по перевозкам.

– Когда будет подана команда на посадку, подходить к самолетам по одному. Не шуметь. В полете парашюты держать наготове. При выброске не задерживаться. Прыгать на плечах предыдущего, тогда приземление будет кучное. Вот так. Остальное я вам говорил на занятиях. Понятно?

– Понятно, — дружно ответили разведчики.

– Раз понятно, значит, хорошо, — сказал майор и, обращаясь ко мне, добавил: - Пойдем к летчикам.

Возле самолета мы услышали оживленный разговор. Спорили начальник аэродрома и командир машины.

– Ответственность за выпуск самолетов возложена на меня, и при такой погоде я не дам разрешения на полет, — спокойно говорил начальник аэродрома, высокий и по-юношески стройный полковник.

Вы не выпускали меня и прошлый раз, а я прилетел к объекту, — возражал человек в кожанке, нервно бегая вокруг полковника. — Погода благодать, костры как на ладошке. Видно, как возле костров бегают партизаны. Поймите, товарищ полковник, ведь люди ждут! Я им обещал прилететь, а теперь скажут: «Лгун, трус Кузнецов».

«Вот это кто, — подумал я. — Вот какой ты, прославленный летчик, Герой Советского Союза!»

– Не волнуйтесь, товарищ Кузнецов, — успокаивал полковник расходившегося летчика. — Я не меньше вас беспокоюсь о партизанах, о вашей репутации, о чести летчика. Сам летчик. Но поймите, что можно не достичь цели и потерять самолет и экипаж. К тому же я вам сказал – ждем ответа на наш запрос о состоянии погоды над объектом.

Несколько в стороне от споривших спокойно прохаживался командир второй машины – Таран. Невозмутимый и молчаливый, он, кажется, не интересовался исходом спора.

Нашей группе предстояло лететь на самолете Тарана.

Мы познакомились.

– Парашюты прикажите снять, — спокойно сказал Таран. — Летим к брянским партизанам с посадкой.

– Вы даете указания, а вопрос о полете еще не решен, — сказал я, имея в виду спор.

– Вопрос решен. Поспорят немного – и полетим, — по-прежнему спокойным тоном ответил Таран.

Известие о полете с посадкой разведчики восприняли по-разному. Одни радовались, в том числе и я, что не придется прыгать. Дуся даже повеселела от этой вести. Другие – любители острых ощущений – были разочарованы. Однако те и другие приказание выполнили быстро.

– Жаль, Юра лишается удовольствия еще раз прыгнуть с парашютом, — сказал с иронией Рыбинский.

– Пожалей лучше себя, — отозвался беззлобно Юра, снимая парашют.

Когда я возвратился к самолету, то застал такую картину: Кузнецов от души благодарил полковника.

– Вот это чуткость, — говорил он, сияя. — Прилечу и скажу партизанам, что есть такой человек на Большой земле, полковник, который в любую погоду, при любой обстановке пришлет вам помощь.

– Так уж и скажешь? – спрашивает с лукавой улыбкой полковник. — Как только закроешь за собой дверцы, так сразу и забудешь про меня. Знаю я тебя.

– Получено разрешение на вылет, — сказал Таран. — Начинайте грузить имущество.

Имущество грузили под наблюдением майора Юсупова.

Когда группа выстроилась для посадки, к самолету подъехал полковник Павлов.

– Как раз вовремя, — сказал он, здороваясь с летчиками. Затем подошел к разведчикам.

– Пришел к вам проститься и еще раз напомнить о важности выполняемой вами задачи. Рассчитывайте только на свои силы и возможности. Берегите друг друга. Учтите, что основная ваша задача – разведка, а диверсии и бой – вспомогательная. Охраняйте радистку и рацию. Потеряете связь – не выполните задания…

Полковник Павлов попрощался с разведчиками и, повернувшись ко мне, сказал:

– Помните, что данные о работе железной дороги Бахмач – Ворожба и передвижении войск противника для нас нужны, как воздух. Особое внимание обращаю на донесения. Информация, информация и еще раз информация. Берегите разведчиков и сами будьте осмотрительны. Желаю счастливого пути!

– Приготовиться к посадке! — подал команду Юсупов.

Истекают последние минуты нашего пребывания на Большой земле.

– На посадку, бегом марш! — услыхали мы последнюю команду.

Разведчики по лестнице вбежали в самолет. Быстро разместились, кто на чем. Радистке предоставили кресло возле окна. Она уселась, прижалась лицом к окну, жадно всматриваясь в очертания города, еле видимого в вечерней дымке.

Закрыта дверь. Взревели моторы. Мы все у окошек. Нам что-то кричат и показывают руками. Ничего не слышно. Отрицательно крутим головами. Провожающие машут на прощание, кто рукой, кто фуражкой.

Самолет выруливает на стартовую дорожку и, дрожа всем корпусом, набирает скорость. Чуть заметный толчок – и мы в воздухе. Два прощальных круга над городом, и самолет ложится на заданный курс.

Город остался позади, а вместе с ним – сборы, ожидания, друзья…

До линии фронта более ста километров. Хотя уже наступили сумерки, но дороги и реки под нами вьются отчетливыми змейками. Постепенно успокаиваемся. Думать о прошлом не хочется, а будущее весьма туманно. Земные будничные заботы отошли на второй план.

Дуся смотрела вниз, увидела извилистую ленту, змейкой вьющуюся по земле, и взглядом спросила меня: «Что это?»

– Река, — прокричал я ей в самое ухо. Ее брови недоуменно поднялись:

– Неужели?

Оказывается, лететь не так уж страшно, как ей казалось до этого. Как в автомашине, даже плавнее, только иногда чувствуешь холодок внутри. Это самолет падает в воздушную яму.

Время идет. Самолет поглощает километр за километром. Я стараюсь определить, где обороняется дивизия, в которой прослужил два с половиной года до войны, принял боевое крещение и в течение восьми месяцев сражался в ее рядах.

Вдруг мы резко пошли на снижение. В чем дело? Неужели? По спине пробегает неприятный холодок. Нет, миновало… Самолет снова пошел ровно. И лишь теперь мы увидели гирлянды трассирующих пуль, снарядов и ракет за хвостом самолета. Не знаю, как остальные мои спутники, но у меня волосы зашевелились на голове. Скажу откровенно: прескверная штука летать на самолете без парашюта и попасть в зону неприятельского зенитного огня. К нашему счастью, это продолжалось недолго. Самолет вышел из-под обстрела. Огненные светлячки остались далеко позади. На душе отлегло. Гробовое молчание прорвалось многоголосыми выкриками. Заговорили сразу все. Особенно старались самые юные.

– Да ты, Юра, не бойся, — подчеркнуто хладнокровно сказал Костя Стрелюк.

– А я не из пугливых, — задиристо ответил Юрка. — Наверное, сам струхнул?

– Красивая иллюминация, — сказал Володя Савкин, любитель споров и подковырок.

– Фейерверк.

– Еще бы повторить, — расхрабрился Юра.

– Не беспокойся. Фашисты могут удовлетворить твое светлейшее желание и прислать пару «мессеров», — сказал с издевкой Володя Савкин.