Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Вспомни-ка, чтобы построить себе квартиру, ты у Бориса Лавочки сто рублей занял. Борис дал — слова не сказал. Краснеть, конечно, тебе нечего, припоминая этот случай, деньги ты отдал, ещё и поллитровку поставил. Так что ж, выходит, Борис тебя выручил, а ты его готов на посмешище выставить? Глупости, конечно. Предупредить предупредил, ну и ладно. Пусть товарищ Лавочка подумает. И всё, и хватит из такой мелочи, как детская игрушка, делать мировую проблему.

Во время перерыва для очистки совести и утверждения собственных позиций Лука подошёл к Лавочке и, не улыбаясь, сказал:

— Имей в виду, я тебя предупредил.

— Ладно, ладно. — Токарь засмеялся, понимая переживания товарища. — Приходи, посмотришь, как Юрка будет радоваться! А то разговорился! — Взглянул на Луку и поспешно умолк; потому что брови Лихобора вдруг надвинулись на голубые глаза, а на щеках под кожей стали перекатываться круглые твёрдые желваки.

Секретарша начальника цеха подошла, пригласила на совещание четырёхугольника. К треугольнику — администрация, партия, профсоюз — прибавился ещё один угол — комсомол, потому что цех почти весь молодёжный.

— Здравствуйте, — сказал Лука, входя в кабинет.

— Здравствуй, садись, — не отрываясь от телефонной трубки, проговорил Савва Гостев, начальник цеха. Когда Лихобор, ещё пареньком, пришёл в цех, Гостев был мастером участка, потому и остались между ними такие отношения. Гостев Луку на «ты», а тот начальника цеха на «вы». Трофим Горегляд сидит за столом, газету читает, Валька Несвятой, комсорг цеха, прислонясь к стене, посматривает на всех с таким гордым видом, будто именно он и есть та великая сила, способная не только Братскую ГЭС или Северокрымский канал построить, но и горы свернуть.

— Сделаем, — кому-то пообещал начальник цеха и положил трубку на аппарат, украшенный десятком кнопок, микрофоном и динамиком: если захочешь, обращайся прямо ко всему цеху. — Ну, что ж, товарищи, надвигалось, надвигалось на нас это событие и наконец подошло вплотную. Весной завод перейдёт на серийный выпуск новых самолётов с реактивными двигателями. Первые самолёты нам запланировали выпустить в мае, так что подготовиться время ещё есть. Сами понимаете, это своего рода землетрясение, весь завод так тряхнёт, что дай бог на ногах устоять. Но я думаю, мы выстоим и задание выполним. Из семисот деталей, которые сейчас выпускает наш цех, пятьсот двадцать будет новых. Технологи уже ведут разработку всех операций, но нам с вами нужно к этому переходу подготовить коллектив цеха. Самолёт пассажирский, о нём пишут во всех газетах, секретов здесь нет. Знаменитыми мы с вами станем, товарищи. Очень!

Пошутил, но никто из присутствующих не улыбнулся, всем было ясно, какая предстоит трудная работа.

Вроде бы совсем недавно, всего каких-то восемь лет, как запустили в производство ОК-24, и тогда он казался высшим достижением техники, чуть ли не чудом — быстрый, легкоподъемный, удобный в управлении, не требующий специальных взлётно-посадочных полос. Год, два, а может, и три всё им восхищались, как вдруг раздался первый, ещё робкий голос: «Скорости недостаточно»… Потом послышался второй, уже посмелее: «Неплохо было бы высоту поднять, а то низковато летает». Дальше — больше: уже и ёмкость стала маловата. Лётчики, которым попервоначалу всё казалось великолепным, отыскали десятки только им понятных просчётов. Конструктор тоже нашёл тьму мелких упущений, которых почему-то раньше не замечал…

Неумолим процесс морального старения любого механизма. Сначала кажется, ему и веку не будет — работает безотказно. Но разум подсказывает более совершенную конструкцию, и старая машина вызывает сперва скрытое, а потом всё более и более явное недовольство. Она ещё работает, ещё приносит пользу, а уже устарела и потому обречена.

Такие мысли проносились в голове Луки Лихобора, пока говорил начальник цеха:

— Вот, товарищи, план перехода на выпуск новой продукции. Мы его представляем приблизительно так: идёт строительство старых ОК-24 и параллельно — создание первого самолёта новой конструкции ОК-42. Потом мы сократим план выпуска старых самолётов за счёт увеличения выпуска новых. И так до полной замены. Чтобы выполнить эти два плана, потребуются удвоенные усилия всего нашего коллектива. Только тогда переход на новую модель произойдёт без паузы в производстве. Посмотрите, как всё спланировано… Честно говоря, перспектива, которая открывается перед нами, не из лёгких.

Собравшимся в кабинете были продемонстрированы длинные колонки цифр с наименованием деталей…

— На бумаге-то всё гладко и просто, — чуть насмешливо проговорил Валька Несвятой, — а вот как будет на деле?

— Это от нас с вами зависит, — ответил Гостев, — от нашей организованности и инициативы.

— Хорошо бы план обсудить на общем цеховом собрании, — сказал Лихобор. — Нужно, чтобы люди увидели перспективу…

— А перед собранием коммунисты на всех участках проведут беседы, — добавил Горегляд.

— Именно об этом я и хотел попросить, — продолжал начальник цеха. — Технология будет разработана своевременно, но необходимо подготовить к такому рывку весь коллектив.

Они это хорошо понимали. Приближалось испытание их умения руководить не техникой, не станками, а коллективом рабочих, у каждого из которых свой характер, свои желания и надежды, даже свои ошибки.

— У нас ещё есть время, — сказал Лихобор. — Дело это новое, и хочется подумать, посоображать, как к нему лучше подступиться… У вас нет модели? Не мешало бы её поместить в цехе, чтобы все видели…

— Верно, — похвалил Горегляд, одобрительно посмотрев на Лихобора. — Ты, Лука, в самое яблочко попал.

— Не знаю, сыграет ли модель большую роль, — проговорил Валька Несвятой, в глубине души сожалея, что не он подал эту мысль, — но попробовать можно.

Это короткое соревнование мыслей и самолюбий не прошло мимо внимания Гостева. Сидел он у своего новейшего телефонного аппарата, ещё не старый, лет сорока, не больше. Волосы у начальника цеха чёрные, блестящие, зачёсанные назад. Лицо смуглое, молодое, рот полон крупных желтоватых зубов, лоб высокий, шишковатый, неровный.

— Модели ещё нет, — сказал Гостев, — но фотография есть, посмотрите. — Вынул из ящика и положил на стол, покрытый блестящей плексигласовой пластиной, небольшой лист бумаги. Все четверо, затаив дыхание, склонились над столом.

— Ничего не скажешь, отличная машина. Прошла она трудный путь испытаний, пока государственная комиссия постановила запустить её в серийное производство. Чего только не делали с нею: и разбивали, и жгли, и ломали, подвесив за края скошенных крыльев. Лука подумал об ответственности, которая ложится на плечи людей, решающих судьбу миллионов рублей и планирующих работу тысяч людей, и поёжился, как от озноба. Не хотелось бы ему быть на их месте… А может, наоборот, хотелось бы?