Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Не волнуйся, таких худющих теперь много и в Бельгии, и во Франции, — ответила Галя. — Документы бы какие-нибудь не мешало иметь.

— Откуда им взяться?

— Выходит, твой наиглавнейший документ — повязка на рукаве. Ты за неё держись, как за поводыря. Если человек с такой повязкой идёт смело, никого не боясь, на него никто не обратит внимания. Главное — иди смело, — объясняла Галя.

— Сейчас это нелегко — идти смело и никого не бояться.

— жить легко?

И снова тихая мышь поскреблась в дверь. Вошёл Эмиль с узелком в руках. Молча кивнул, поздоровавшись, взглянул без улыбки на Нину, сел и, вздохнув, сказал:

— Повесили Альбера.

— Ты его знал?

— Соседями были. Ваш хозяин его, уже повешенного, за ноги подёргал, проверил, надёжно ли висит.

— По этому бешеному псу давно петля плачет, ничего, дождётся своего часа, — с ненавистью сказала Галя.

— Что ж в том хорошего? Сегодня повесили Альбера, завтра его, — задумчиво и по-прежнему печально проговорил Эмиль.

— Альбер был герой, а наш месье — подлюка.

— Да, герой. Хотя он сам не подрывал электростанцию.

— Ты это точно знаешь?

— Да, — грустно ответил Эмиль. — Я это точно знаю.

— Значит, ты? — охнула Нина.

— Ну зачем эти ненужные вопросы. Ты же знаешь: я машинист на железной дороге и к электростанции никакого отношения не имею… — Он поднялся медленно, с трудом, будто на плечах его лежал тяжёлый груз. — Жизнь, однако, продолжается. И потому вернёмся всё-таки, как говорят французы, к нашим баранам, — сменил тему разговора Эмиль старой французской поговоркой. — Подстригли, я вижу, нашего друга. Вот тебе, приятель, куртка и картуз.

Шамрай только сейчас обратил внимание, что Эмиль был в форменной куртке с блестящими пуговицами. Роман накинул прямо на пиджак точно такую же форму, чёрную или, может, тёмно-синюю — в тусклом свете лампочки не разобрать. Лампа не светила, а будто подглядывала подозрительным глазом. Фуражка оказалась великовата — надвинулась на самые брови. Эмиль взял кусок старой газеты, свернул жёсткий обруч, умело заложил за кожаную ленту околыша фуражки.

— Попробуй. Ну вот, теперь хорошо. Что ж, пошли, пожалуй?

— Да, можно и в путь, — сказала Галя.

Эмиль шагнул к Нине, ни слова не говоря, поцеловал девушку и в то же мгновение стал для Шамрая старым знакомым, по уши влюблённым кротким пареньком, хотя он только вчера, смущённо улыбаясь, заглянул к ним на огонёк в подвал. Застеснявшись своего счастья, Эмиль стёр с лица взволнованную улыбку, глухо проговорил:

— Пойдём, товарищ. Затемно нужно выехать из Гантиля.

— Присядемте на минуту, — велела Нина.

— Зачем? — Эмиль не понял.

— Так надо, чтобы всё было хорошо. На счастье. Это русский обычай.

Эмиль послушно сел.

— Ну всё, идите, — сказала Галя после того, как все немного помолчали. — Ты, лейтенант, запомнил все мои советы? Ничего не забыл? Так смотри, в Париж не ходи.

— Не пойду, девонька, — с трудом выговорил Шам-рай. Его горло сдавило будто тисками, и он не мог понять почему. Впрочем, лейтенанту сейчас было некогда разбираться в своих чувствах.

— Хорошо. В добрый час, Роман, — Галя подошла к Шамраю, обняла его, поцеловала. — В добрый час.

Это спокойное прощание с его обычными словами и поспешными поцелуями показалось Шамраю трагичным. Они прощались навсегда, не имея надежды встретиться когда-нибудь снова, больше того, не зная даже, будут ли они вообще живы через несколько месяцев, дней, а может, и часов. Об этом не хотелось думать. Разве в их жизни всё-таки не может быть удачи и счастья?

Всё может быть.

— Жаль, Альбера повесили, — снова тихо сказал Эмиль. — А какой был парень… Ну что ж, поехали.

Девушки поднялись первыми. Машинист мягким движением руки снова посадил их на постель, на которой они сидели.

— Мы пойдём одни.

— Нет, я должна видеть, как вы поедете, — твёрдо произнесла Галя.

— Хорошо, а Нина пусть не выходит.

Когда они очутились на улице, багровая, круглая, словно до отвала напившаяся людской крови луна, как огромная раздувшаяся пиявка, уже показалась над горизонтом. Она ещё не набрала силу, светила красным зловещим светом. И от этого чёрное, тяжёлое небо словно опустилось ещё ниже, нависло над самой землёй.

«Луна точно так же светила Тилю Уленшпигелю», — не к месту подумал Шамрай.

— Счастливо, — сказала Галя.

Большой велосипед с двумя сёдлами, так называемый тандем, как верный молчаливый слуга, ожидал хозяина, прислонившись к забору. Эмиль взял его за крутые рога руля, встряхнул и вскочил в седло, Шамрай сел за ним, и велосипед помчался по ровному, чистому, словно вылизанному шоссе. Теперь казалось, его жизнь зависела от скорости, от того, как будешь нажимать на педали. Луна уже высоко взошла над горизонтом, стала презрительно, надменно яркой, и в её холодном сиянии велосипед летел, как шальной, наматывая расстояние на тугие колёса.

— Нуртре, — сказал Эмиль, показывая на городок, к которому они приближались. — Там комендатура.

— Плохо.

— Да, хорошего мало, но ничего не поделаешь.

— Детур? — спросил Шамрай. Это слово означало «объезд», и Роман знал его уже давно.

— Нет. Патрулей здесь мало. Поедем прямо.

Они снова нажали на педали. Решётчатые чугунные ограды тихих усадеб появились с обеих сторон шоссе. В лунном свете тень ложилась на асфальт, как кружево паутины. Весь мир замер в торжественной неподвижности апрельской ночи, и только велосипед мчался по шоссе в погоне за жизнью.

Дома, тесно прижавшись плечом к плечу, выстроились по обе стороны улицы. Шамраю почудилось, что витрины с опущенными жалюзи смотрели на него, как слепые, невидящими глазами. Давно не был Роман в городе. Теперь он казался враждебным, полным опасности, и хотелось как можно быстрее вырваться из западни душных и узких закоулков на асфальтовый шоссейный простор.

Вот ярко освещённая луной простёрлась перед ними неширокая площадь, где с одной стороны упиралась в небо игла католической церкви, а с другой — темнело, лишь поблёскивая в серебристом сиянии окнами, величественное здание ратуши. А рядом чернела массивная виселица, с невысоким эшафотом под ней. Она представилась Шамраю огромным знаком вопроса, воздвигнутым над всем миром.

Тело повешенного едва заметно покачивалось в воздухе.

— Альбер? — хрипло спросил Шамрай.

— Да.

— Где бы взять цветов?

— Чего? — Эмиль замедлил движение.

— Давай остановимся.

Эмиль молча нажал на тормоз.

— Где комендатура? — поинтересовался Шамрай.

— Два квартала отсюда.

— Хорошо. У тебя есть карандаш?

— Есть, авторучка. Что ты хочешь? — спросил Эмиль, почувствовав, что руководство в свои руки забирает этот русский лейтенант.

— Сейчас увидишь. Давай — к виселице.