Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

А вот воспоминание о прикосновении к её тёплым коленям, к сухим, лёгким рукам у него не умирает и, видно, будет жить вечно. Выходит, что человек живёт две жизни. Одну свою собственную, а вторую — в воспоминании других, и эти люди между собой не всегда бывают друзьями… А вот его, Шамрая, теперь никто не пожалеет. Души людей стали похожи на ломти чёрствого ячневого хлеба. Что ж, идёт война. Шамрай так и задремал с ощущением этой горькой мысли и сладким воспоминанием о прикосновении ласковых материнских рук.

Часа через два без всякой видимой причины Шамрай проснулся, как от толчка, с тревожно бьющимся сердцем. Спустил ноги с койки, огляделся. Кругом тишина, а ощущение покоя не приходило. Посмотрел в зарешечённое окно. Солнце светило по-весеннему ярко, на улице стоял апрель. Окно, пожалуй, выходило на запад, хорошо видно только освещённые солнцем верхушки деревьев.

Отчего он проснулся? Ещё раз оглядел камеру и понял.

В глазок в двери кто-то пристально смотрел на него.

Ну что ж, странного в этом ничего нет — хотя прямо скажем: приятного мало чувствовать на себе взгляд невидимого человека, скорее всего, твоего врага.

Шамрай демонстративно повернулся спиной к дверям.

Прошло минут пять. Потом в замке сухо, как сломанная ветка, щёлкнул ключ. Двери приоткрылись. В камеру вошёл высокий, сухощавый, хорошо выбритый старик, с орлиным носом и аккуратным пробором в седых, коротких волосах.

— Выходите, — сказал он неожиданно по-русски.

— Вы кто? — Шамрай резко обернулся к нему.

— Я переводчик. Выходите.

В коридоре у двери маячила тень полицейского.

— Вы эмигрант?

— Да. Советую вам поспешить. У меня мало времени.

— На тот свет я всегда успею, — в тон ему ответил Шамрай.

— Вы, оказывается, оптимист, — заметил переводчик. — Мне приходилось видеть людей, для которых тот свет казался светлой мечтой.

Фраза прозвучала двусмысленно и угрожающе. «Кто он?» — подумал Шамрай и решил: враг, конечно, нет никаких оснований считать его другом.

Они вышли в коридор. Впереди переводчик, за ним Шамрай, потом полицейский.

«Удивительная походка и фигура», — подумал Шамрай, разглядывая, как мерно, не торопясь шагал по коридору переводчик, гордо и прямо держа корпус и небольшую, ещё и сейчас красивую голову.

— Вы офицер? — спросил Шамрай.

— Да, императорской гвардии Преображенского полка поручик Шувалов, — ответил переводчик, не оглядываясь.

«Вот теперь уж я определённо пропал», — подумал лейтенант.

Они поднялись на второй этаж. Инспектор Курбе, сидя за столом, читал газету. Он успел не только выспаться, но и принять душ. В газете писали, что немецкие войска из стратегических соображений немного выровняли линию фронта на Таманском полуострове. А в его доме сейчас на широкой кровати нежилась весёлая и хорошенькая мадам Прето. Жизнь, оказывается, была полна драматических противоречий; что ж, от этого она лишь становилась прекрасней.

— Ну, откуда ты убежал? — грозно спросил инспектор Курбе, как только Шамрай предстал перед ним. Шувалов перевёл.

«С переводчиком, оказывается, удобно, — подумал Роман, который и сам понял вопрос. — Буду иметь время подумать над ответом».

— Из Бельгии.

— Лагерь?

— Льеж.

— Как перешёл границу?

— Пешком.

— Вы его обыскали?

— Да, — ответил Шувалов. — Кроме этой вещички, у него при обыске ничего не обнаружили.

И переводчик осторожно положил на стол хитроумным узлом завязанный гвоздик.

— Что это такое?

— Да так, безделушка, — ответил Шамрай после того, как ему перевели вопрос комиссара. — Набивать, и чистить трубку.

— У тебя есть трубка?

— Нет. Это память о моём друге. У него когда-то была трубка.

— Хорошо, — Курбе повертел в руках гвоздик, ничего подозрительного не увидел, осторожно положил на стол. — Когда же ты убежал из лагеря?

— Неделю тому назад.

— Твоё имя?

— Роман Шамрай.

— Ты лейтенант?

— Да.

— Можешь выбросить свой воротник с петлицами. В вашей армии уже ввели погоны.

Шамрай промолчал. Неужели полицейский хочет затеять дружеский разговор о смене формы в Красной Армии?

— Чем же ты питался всю неделю?

— Чем придётся, — ответил Шамрай.

— Что значит «чем придётся»?

— Просил милостыню. В одном месте позаимствовал без отдачи бутерброд, — соврал Шамрай, на самом же деле он просто голодал.

— Украл? — переспросил Шувалов.

— Почти.

— Так отвечать нельзя, — сказал переводчик. — Вас отдадут под суд за кражу и сошлют на каторжные работы. За попрошайничество тоже.

Шамрай удивлённо посмотрел на Шувалова:

— А что же говорить, чтобы не сослали?

— Говорите: питался сухими прошлогодними ягодами и грибами.

Шамрай послушно повторил. Шувалов перевёл. Инспектор одобрительно кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Немцы его. не разыскивают?

— Нашим победителям не до нас с вами и тем более не до пленных, — многозначительно ответил Шувалов.

— Ха! — воскликнул инспектор. — Это, чёрт возьми, правда. Им есть о чём подумать. Ну вот что, лейтенант: если тебя ещё раз встретят мои парни, подвесим на перекладине. Запомни. Инспектор Поль Курбе с вами шутить не собирается. Меня не проведёшь.

Шувалов перевёл.

— Переведите ещё раз: меня зовут Поль Курбе, — приказал француз. — Ну вот, теперь всё ясно. Отправьте его в Терран, в лагерь. Пусть работает в шахте во славу нашей будущей победы. Ну, пошёл прочь отсюда!

— Можно мне взять гвоздик? Это память о добром друге, — вдруг осмелился спросить, не веря в успех, Шамрай.

Инспектор удивлённо посмотрел на него, потом сказал:

— Мы, французы, дружбу уважаем. Бери. А теперь чтобы и духу твоего здесь не было!

Вместе с Шуваловым и полицейским они вышли в коридор.

— Вы хорошо запомнили его имя? — спросил Шувалов.

— Да.

— Ему это очень хотелось. — В серых холодных глазах переводчика вспыхнула усмешка и погасла.

— А как же. Вам тоже хочется, чтобы я запомнил ваше имя?

— Нет. Мне всё равно.

— Тогда почему же вы помогли мне?

— Не знаю. Может, потому, что вы свято храните память о своём друге. Вы считаете, что я вам помог?

— Думаю, да.

— Работа в шахте не легче каторжной.

— Я уже ко всему привык.

Какой-то странный белогвардеец. Действительно, почему он помог Шамраю? Что это за намёк на память о друге? Простое совпадение. Но не исключено и что-то другое…

Нет, ничего другого. Неужели ты можешь допустить, что этот гвардейский офицер Шувалов связан с обыкновенным шахтёром Морисом Дюрвилем? Смешно подумать об этом. К тому же, он работает в полиции. Туда случайных людей не берут. Шамрай имел возможность, и не одну, убедиться в этом. Как видно, дела их плохи, и крысы бегут с корабля.

— Желаю вам удачи, — сказал на прощание Шувалов. — Только не вздумайте меня благодарить. Я ничего не сделал такого, что стоило бы благодарности. Может, даже наоборот… Желаю удачи!