Федор Панферов - Борьба за мир

Летчики окружили Николая Кораблева, начали его расспрашивать про Урал, но в это время в небе загудело что-то чужое. Летчики смолкли, и тут же кто-то крикнул:

Товарищ майор! «Черт» появился.

И как бы в подтверждение этих слов над аэродромом дерзко пронесся небольшой черный самолет.

Миша дрогнул, весь сжался и кинулся в сторону…

…И вот загудел пропеллер, затем истребитель колыхнулся, побежал по поляне, приминая травы, потом накренился и взвился.

Летчики побежали в лес. Через какую-то минуту они пересекли березовую рощицу и очутились на опушке. Дальше тянулось огромное поле, над полем небесные просторы, а в них — два самолета.

Вначале Николаю Кораблеву показалось, что два истребителя — один черный, а другой сизоватый — просто убегают друг от друга: они мелькали — один на севере, другой на юге, — то скрываясь, то выныривая из облаков.

«Перепугались и удирают», — подумал он.

Но кто-то из летчиков крикнул:

Нацеливаются! Этих теперь огнем не разнимешь…

И в самом деле, истребители вдруг стали расти: из точек они быстро превратились в пятна, пятна обозначились крыльями. Сквозь гул моторов послышались резкие, короткие очереди… И вот они уже вступили в единоборство, то ныряя друг под друга, то наскакивая, точно два беркута… В таком бою прошло, может быть, пять или десять минут. Летчики с земли смотрели на единоборство с затаенным дыханием. Но вот кто-то не выдержал, крикнул:

Ох! Ох! Что они делают?!

Самолеты ревели, кружились, а временами Николаю Кораблеву даже казалось, они сцепились, и теперь никакая сила их не разорвет.

Ну, амба! Кто-то должен сдаваться! — прокричал все тот же летчик.

«Черт» не сдастся. Разве такие сдаются?

Надо послать на подмогу, — понеслось от других летчиков.

Только помешаем! — отсоветовал кто-то.

Два самолета кружились в воздухе. Они кружились по какой-то одной линии, как иногда кружится щенок, гоняясь за собственным хвостом. Но вот черный самолет рванулся, падая вниз, а сизый взвился, уходя в голубизну неба… И тут же они оба вернулись и с невероятной быстротой кинулись друг на друга.

Летчики ахнули, заволновались.

В лоб пошли!

В лоб!

Ох Миша! Миша! Гляди! Миша!

Два самолета неслись друг на друга по прямой. Все ближе и ближе… на земле все замерли: ведь это смерть — удар в лоб.

И вдруг черный не выдержал, ринулся вверх, но в эти секунды сизый дал очередь, и черный всей своей массой, как иногда падает подстреленная утка, пошел вниз. Самолет Миши проскочил еще какое-то расстояние и, кувыркнувшись, тоже пошел вниз. Затем из черной массы что-то вывалилось. Это «что-то» вспыхнуло белым куполом, и человек, будто чаинка в стакане, закачался в воздухе.

А, Миша, Миша!

Неужели Миша?! — закричали люди на земле.

И в эту же секунду вспыхнул второй белый купол.

Оба купола-парашюта ветром понесло в сторону. А самолеты рухнули на землю и занялись, как гигантские костры.

Мишу вскоре подобрали и положили в палатку, приставя к нему медсестру. Он был страшно возбужден и все время будто в бреду, повторял одно и то же:

«Черта», «Черта» сбил!..

«Черта» взяли только поздно ночью. Его можно было бы издали просто расстрелять, но всем хотелось посмотреть ему в глаза глазами победителя. И только поздно ночью, когда он, забившись под коряги около березы, задремал, к нему неслышно подползли два человека из людей Саши Плугова. Услыхав о том, что «Черт» сбит, Саша немедленно приехал на аэродром и привез с собой двух бойцов-лазутчиков.

Со связанными руками, без пилотки, в полуобгорелой одежде, «Черт» плевался, ляская зубами, и походил на помешанного.

Эге! — сказал Саша Плугов. — Матерый! Злой! Сорвите-ка с него погорелое-то.

Когда с «Черта» сорвали обгорелую куртку, то оказалось, что вся грудь у него увешана ленточками.

Увидав перед собой полковника, он брезгливо сморщил губы.

Устав надо соблюдать, офицер! Перед вами полковник! — на ломаном немецком языке крикнул Саша Плугов.

«Черт» помедлил, затем сказал:

Если вы считаете меня офицером, то прикажите развязать руки: я не уголовник.

Саша Плугов из этого ничего не понял, но, не подав виду, повернувшись к Николаю Кораблеву, пробормотал:

Видите, инфузория какая… Вы как?

Я знаю немецкий.

Чего он?

Если вы считаете, что он офицер, то развяжите руки: это оскорбляет.

Угу… Значит, из пруссачков. Они такие. Передайте ему, что руки развяжут, если он немедленно выложит документы.

Бойцы быстро развязали немцу руки. Он их потер, и особенно тягуче в локтевых сгибах, и, пошатываясь, привалился к стене. Ему подали походный стульчик. А на столе стояли бутылка с ромом, фрукты, закуска и в огромной вазе черная икра. «Черт» достал из кармана сафьяновый бумажник и подал его Плугову. Тот, просматривая документы, свистнул и протянул их Николаю Кораблеву. Затем подозрительно посмотрел на пленного, налил в бокалы рому и произнес:

За Бисмарка! Бисмарк… О-о-о!..

«Черт» насторожился, взял бокал, вскинул над собой и крикнул:

Хайль Гитлер!

Трепач! Ну, честное же слово, трепач!.. Инфузория какая! — не то рассердившись, не то обидевшись, проговорил Плугов и, плеснув ром в угол, сказал:

К кошке под хвост! Переведите ему, Николай Степанович!

Николай Степанович перевел и спросил пленного, в самом ли деле он из фамилии Бисмарков. Тот ответил положительно. Тогда Николай Кораблев снова спросил, почему же он, потомок Бисмарка, идет против своего деда.

Ведь Бисмарк советовал никогда не вступать в войну против России… Вы, очевидно, не уважаете своего деда?

Отпрыск Бисмарка на это ничего не ответил, но снова напыщенно вскрикнул:

Хайль Гитлер!

Тогда Николай Кораблев более сурово произнес:

Бросьте болтать! Если бы вы искренно верили в Гитлера, то не кричали бы такое. Вы боитесь его…

Потомок Бисмарка еще выпил и, сразу опьянев, подсев ближе к Николаю Кораблеву, проговорил:

Вы, я вижу, не военный… И так хорошо знаете мой родной язык. Скажите полковнику: пусть он позволит высказать то, что я думаю.

Николай Кораблев перевел.

Хорошо. Мы оставим вас вдвоем, — Саша Плугов вместе с бойцами вышел из палатки.

После этого потомок Бисмарка наклонился еще ближе к Николаю Кораблеву, налил в бокалы рому и, подавая один ему, сказал:

Я хочу с вами выпить. Все равно: мой счет подписан… И я хочу с вами выпить и передать вам то, что я думаю… Я… мы…

Николай Кораблев, видя, что «Черт» мнется, в интересах дела чокнулся с ним и выпил.

О-о-о! Вы, русские, умеете пить!

И бить, — добавил Николай Кораблев.

Да. Как ни стыдно, три раза вы нас били: под Москвой, под Сталинградом и вот здесь. Мы вас били там, на западе… И нам надо было остановиться на Днепре, с севера и на юг, — он провел рукой волнистую линию, как бы показывая на карте Днепр. — Так Браухич хотел, и это было разумно. Он так хотел, наш великий Браухич. Мы так хотели.