Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том I

Прибежал связной:

— К командиру полка!

Подполковник Ракитин ждал Алексея Холода около повозок. В разговаривавшем с Ракитиным офицере, лица которого в темноте нельзя было разглядеть, Алексей по мягкому, чуть с хрипотцой голосу угадал майора Себежко, замполита. Наверное, они сейчас вдвоем обходили позиции.

— Вот что, лейтенант, — сказал Ракитин, как только Алексей подошел. — Есть приказ прорываться. Может случиться всякое. Мы решили, — он показал на замполита, — поручить оберегать знамя вам. Лично вам, понимаете?

И уже другим тоном, каким говорил с Алексеем, когда тот был еще мальчишкой, а Ракитин нередко бывал гостем в их квартире в военном городке, сказал:

— Знамя, Алеша, сними, сверни, спрячь на себе. В случае чего — очертя голову не лезь. Отбивайся и уходи со своими хлопцами. Держи их к себе поближе.

— Я пойду с вами?

— Нет. Мы, — подполковник опять показал на замполита, — идем с головными батальонами. Там опаснее. Рисковать знаменем нельзя. Пробьем — пойдете вы. С флангов вас прикроют.

А когда Ракитин кончил, Себежко предложил Алексею:

— Пройдемте к вашим людям, товарищ лейтенант.

Замполит спросил автоматчиков, понимают ли, что каждый из них жизнью отвечает сейчас за знамя, напомнил: «Честь полка в ваших руках». Его слушали молчаливо, отвечали кратко — не говорлив солдат перед боем. Но в самой этой молчаливости и краткости чувствовалось, что слова Себежко, которого хорошо знают все, глубоко ложатся в души.

Недолог был этот разговор… Сразу же после него Алексей осторожно снял знамя с древка и плотно обернул вокруг себя под гимнастеркой туго сложенное, холодящее кожу шелковое полотнище. Теперь он уже не чувствовал себя обиженным. Еще бы! Такое доверили…

С этой мыслью и шел Алексей, сопровождаемый своими автоматчиками. Глухая лесная темнота, темнота осенней ночи, не позволяла видеть даже рядом идущего. Но она вся была наполнена приглушенными, осторожными звуками. Постукивали о корневища, о пеньки окованные колеса повозок. Иногда фыркала какая-нибудь лошадь. Изредка взбрякивала тронутая ненароком лопатка, котелок или подвешенный к поясу запасной диск — кто-то с кем-то столкнулся нечаянно. В такой тьме — не мудрено.

Впереди и но сторонам было тихо. Алексей слышал от других офицеров, что у немцев еще нет сплошной цепи позиций, только огневая связь. Возможно, и удастся выскользнуть из кольца без боя. Ну, а если бой… Алексей Холод не подкачает. Отцу за него краснеть не придется. Выйдет полк из окружения — хорошо бы повидаться с батькой. Отпрашиваться к нему, конечно, неудобно. А вот если приедет в полк… Рассказать ему тогда про сегодняшнее…

Далеко и от этого как-то мягко посыпались выстрелы. Заухали, протяжно отдаваясь по лесу, разрывы. Алексей снял с шеи автомат, вполголоса окликнул своих солдат. Те вразнобой отозвались.

Колонна остановилась. Все напряженно прислушивались. Стрельба и разрывы слышны только впереди. Но вот донеслось еще несколько притушенных расстоянием выстрелов, несколько очередей, и все стихло. Пробились батальоны или вынуждены отходить сюда?

Впереди все более громко звучали голоса. По колонне передают какое-то приказание. Вот дошло: «Ускорить движение!»

И снова постукивают по корневищам колеса и подковы, мягко шелестит под сапогами давно увядшая, скользкая от ноябрьской мокрети трава.

«Значит, противник впереди сбит! — обрадовался Алексей. — Вот и ничего страшного… Но все же будет что рассказать, когда домой вернусь. В окружении побывал. Знамя на себе нес. Написать завтра маме и сестренкам об этом? Нельзя. Военная тайна. Мать еще расскажет Галиной матери — соседям ведь все друг про друга известно. Даже про то, что Галя косы хотела остричь, да раздумала, — и то мать сообщила… Нет, не надо писать. Галя узнает — подумает, что хвастаюсь. Вот если бы сам отец домой об этом написал да до Гали дошло бы — тогда не подумала бы, пожалуй… Конечно, когда после войны встретимся, при случае расскажу ей про сегодняшнюю ночь, так как-нибудь, мимоходом. К тому времени у меня побольше найдется о чем рассказать. Наверное, и на груди блестеть кое-что будет. Не то что сейчас — только комсомольский значок…»

Тусклый прерывистый свет вырвал из тьмы впереди повозку, чешуйчатый ствол сосны, фигуру солдата в плащ-палатке, вставшей горбом. Прутья огня, летящего низко над землей, перехлестнули ночь.

— К бою! — крикнул Алексей. Его голос потерялся в ожесточенной трескотне автоматов.

Стреляли справа, из чащи, оттуда, где фланговый заслон. Неужели заслон смят? Припав на колено, Алексей дал очередь, другую, туда, в гущу леса, откуда выхлестывались огненные прутья. Его бойцы — кто лежа, кто присев — тоже стреляли. А навстречу им из лесной темнотищи все яростнее выметывались трассы огня. Мимо Алексея пробежал, держась за бок, солдат. Охнул, выругался свирепо кто-то позади. Чуть не сбила прогрохотавшая мимо повозка без ездового, прохрапели обезумевшие кони.

Еще очередь, еще!

Оттягивая затвор, Алексей глянул вправо, влево. В прерывистом свете пулевых трасс, стелющихся низко над землей, успел заметить несколько распростертых тел.

Уже? Сколько автоматчиков осталось с ним? Слева лежа стреляет — отсветы выстрелов освещают бровастое, большеглазое мальчишеское лицо — Вартанян, Рядом с ним — еще кто-то…

И это все? Нет, еще кто-то справа… А немцы — все ближе. Уже слышны сквозь автоматную стукотню их перекликающиеся голоса.

Алексей вновь вскинул автомат. И словно за руку дернуло: «А приказ Ракитина?»

— За мной! — крикнул уцелевшим автоматчикам. Ему казалось — на весь лес прозвучал его голос. Но едва ли услышали его бойцы в яростном перестуке автоматов, в рявканье гранат, которые рвались уже близко, вскидывая багровые искры.

— За мной, автоматчики! — еще раз крикнул Алексей и побежал. Мгновенно стало жарко — будто от знамени, плотно обвитого вокруг тела, исходил этот жар.

Алексей впервые бежал не на врага — от него. Но не было стыдно. Подполковник Ракитин и майор Себежко велели поступить именно так. Он не трус. Он спасает знамя. Не удивился, слыша, что его бойцы продолжают стрелять. Не возмутился, что не выполнили его команды. Понял: прикрывают. Чтобы успел…

Он пробежал всего несколько шагов, и вдруг ноги стали непослушными. «Что это?» — не понял. Споткнулся о какой-то корень и неловко, боком, упал. Резкая, как ток, боль от поясницы ударила по всему телу. «Ранен? Не может быть… Надо позвать!» Он закричал. Но ему только показалось, что закричал. Его голоса не услышал бы никто — даже если бы было совершенно тихо. «Неужели никого нет рядом?» — подумал с ужасом. Припал грудью к земле. Изумился: какая холодная. Только что было жарко, а сквозь шинель, сквозь ткань знамени так быстро проник холод земли. Осень…