Михаил Колесников - Большие расстояния

Когда Василий сошел на берег, он прежде всего разыскал своих земляков Иннокентия Макухина и Михеича. Разведчики только что вернулись с поиска, и рассказам не было конца. Все было так, как и представлял себе Василий: крутой горячий чай в жестяных кружках, уютно гудящая железная печурка, широкие нары. А писем из тайги пришла целая куча! На экскаваторе Василия работает Петька Лыков (давно ли парнишка бегал в школу!). Только о Кате Твердохлебовой не было сказано ни слова.

После недолгой стоянки моряки собрались в обратный путь в Архангельск. У бревенчатой стенки, где стоял корабль, царило оживление. Пришел проститься с Василием и сержант Макухин. Приземистый, круглоголовый, он стиснул жилистой рукой ладонь трюмного машиниста, сказал с плохо скрываемой обидой:

— Ваши ребята рассказывали о твоем подвиге. Почему сам молчал?

Василий грустно улыбнулся, нахлобучил шапку на глаза Макухину:

— Брось, Кека, не терплю пустых слов. Как будто ты меня не знаешь. А ребята, известное дело, любят потравить. Открыл клапан — велика невидаль…

Насупившийся Иннокентий сплюнул:

— Бахвал ты и есть бахвал. Все ему нипочем — тоже мне герой выискался! — И уже серьезно, с легкой печалью добавил: — А я сегодня утром Кате письмо отправил. И все пять страниц — о твоем подвиге. Давно с ней переписываемся, и каждый раз только о тебе и справляется. Любит, значит. До сих пор любит. Запал ты ей в сердце. А я молчал, скрывал от тебя те письма. Да, видно, не судьба мне…

Василий ничего не ответил. Только почувствовал, как его всего охватывает теплом, волнением до слез. И сразу же представилась бескрайняя тайга, глухие распадки, заросшие стлаником, и девушка в простом ситцевом платье, смуглая, тонкая, с большими любящими глазами. Как будто и не лежали между этим студеным морем и родным таежным рудником тысячи километров…

Ленинград.

На вторые сутки разведчики набрели на птичью кормежку возле карликовых березок, растущих вместе с тальником. Белая куропатка, сбросив покрывавший ее снег, тяжело выпорхнула из-под ног матроса Лойко. Матрос задумчиво проследил глазами за полетом птицы, потрогал автомат, вздохнул и недовольно проворчал:

— Эх, попадись ты мне в другое время!..

Да, неплохо было бы сейчас зажарить эту куропатку. Правда, мясо ее постное и сухое. И все же… Он проглотил слюну, нехотя уселся на камень неподалеку от старшего лейтенанта Кошелева. Тот развязал вещевой мешок, вынул кусок черного хлеба, густо посыпанного солью, протянул матросу:

— Возьмите!

Осунувшееся, бледное лицо Лойко постепенно залил румянец, в смущении он наклонил голову:

— Что вы, товарищ старший лейтенант! Я, честное слово, не хочу есть. Заховайте до другого раза: еще неизвестно, как дело обернется. Ну, а что касается куропатки, то я ее, подлую, руками разорвал бы!..

Матрос даже скрипнул зубами от страстного желания есть. Но он подавил в себе острое чувство голода и уже весело добавил:

— Помню, на глухаря наткнулся. Спал, проклятущий, закопавшись в снег. Так я его палкой, палкой…

— Эх, и врать же ты здоров, Лойко! — произнес матрос Земцов, приподнимая веки. — Не мешал бы людям спать.

Группа разведчиков расположилась на отдых у подножия черной выветрившейся скалы прямо на снегу. Некоторые уже спали, прислонившись к валунам, другие негромко переговаривались. На долю Лойко выпало охранять покой товарищей.

Он с тоской смотрел на гребнистые хребты, залитые неярким полярным солнцем; обрывы плоских вершин широкими ступенями спускались к глубоким долинам. Норвегия… Чужая холодная земля. И названия какие-то непривычные для слуха: Варангер-фьорд, Смольрурен, Киркенес…

Матрос Лойко совсем недавно попал в разведывательный отряд. До этого он служил на подводной лодке. По сути, это был его первый сухопутный поход в глубокий тыл противника. Перед отрядом поставили задачу: срочно направиться в район Гуль-фьорда, подготовить плацдарм для высадки морской пехоты. Одной из групп командовал заместитель командира отряда старший лейтенант Кошелев.

На пути группы лежали горы, болота, реки. То и дело приходилось карабкаться на ребристые склоны сопок. Кошелев торопился, но перед схваткой с противником решил дать разведчикам непродолжительный отдых.

Старший лейтенант для матроса Лойко был сущей загадкой. Этот высокий сухощавый человек, казалось, не знал, что такое усталость. Он все время находился на ногах, к пище почти не притрагивался, за время похода ни разу не повысил голоса, но все его приказания выполнялись немедленно и четко. У Кошелева был большой белый лоб, жесткие черные волосы и темные строгие глаза. Выражение этих глаз беспрестанно менялось: то в их глубине вспыхивал огонек, то они становились задумчивыми, как-то потухали, то в их уголках собирались суровые морщины. О чем думает сейчас старший лейтенант? Быть может, о том, как лучше подойти к Гуль-фьорду, перехитрить врага? И что это за конверты у него в руках? Лойко вспомнил: еще в базе, в тот самый момент, когда разведчики выстраивались на причале перед посадкой на катера, к офицеру подошел почтальон и вручил ему два конверта. Но, видно, Кошелев так и не успел до сих пор прочитать письма: все было недосуг.

Матрос не утерпел и как бы между прочим спросил:

— Из дому письмишки, товарищ старший лейтенант? Я вот уже полтора года ничего не получаю от стариков. Може, и в живых-то нет, а може, фашист в Германию угнал…

Офицер поднял голову, удивленно взглянул на Лойко, затем улыбнулся и сказал:

— Получите. Обязательно получите. Вот эти письма я тоже очень долго ждал. А одно из них даже не надеялся получить. Далеко потому что. Сперва на оленях везли, а потом, потом… Из Якутии оно, из геологического отряда. Второе — от отца, Ильи Петровича. Маячник он, на Каспии… Дом у нас возле маяка, прямо на краю обрыва…

— А у вас кто там, в Якутии?

— Невеста, — просто ответил Кошелев. — Наташей зовут. Пишет, что жива-здорова. — И уже строже добавил: — Ведите наблюдение, не отвлекайтесь.

Любопытство Лойко было удовлетворено. Он стал пристальнее всматриваться в беспокойные нагромождения скал и в то же время продолжал размышлять о своем командире. Еще до прихода в отряд Лойко много наслышался о Кошелеве, о его невероятных по смелости рейдах по тылам противника. А оказалось, что Кошелев такой же, как все: простой, веселый, хорошо играет на баяне, танцует. А уж если начнет о чем рассказывать, то заслушаешься…

Теперь для Лойко совсем неожиданно открылась новая сторона жизни старшего лейтенанта. У него есть невеста. В этом факте не было ничего удивительного, и все же на матроса словно повеяло теплом. Он вспомнил белую хатку на Полтавщине, желтые подсолнухи за плетнем, черноглазую дивчину Люду. Что там делается в родном краю? Живы ли старики? Только бы вернуться целым и невредимым в родное село… И вообще хорошо, что есть на белом свете такие люди, как старший лейтенант Кошелев. С ним уютно даже среди чужих холодных гор…