Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

Подробности выхода «двадцать шестого» поступили из Берлина через неделю, то есть в конце февраля. Берг получил возможность рассказать о судьбе Исламбека. Вот эта радиограмма: «Жив. Состояние тяжелое. Допрашивает Ворон. Подступы к «двадцать шестому» затруднены. Побег исключается». В марте Берг повторяет последнюю фразу, видимо, центр требовал каких-то попыток вызволить Исламбека. «Побег исключается. Двадцать шестой изолирован во внутренней тюрьме. Подступов нет».

Берг, работая в политической полиции, ничего не мог сделать для облегчения участи «двадцать шестого». Допрашивал Исламбека Ворон, иначе говоря сам Курт Дитрих, а в правилах штурмбанфюрера было вести дело самолично при закрытых дверях. Дитрих не доверял никому, так как боялся нарушения схемы, разработанной им при проведении операции. Он не выяснял истину, а подводил под намеченную версию данные следствия. Берг своими поисками мог сбить штурмбанфюрера с выбранной им тропы.

В июле поступило подтверждение Берга: «Двадцать шестой там же. Подступов нет. Допросы идут с большими перерывами». Исламбек оставался во внутренней тюрьме гестапо и в июле, и в августе, и даже в октябре. Разведцентр периодически запрашивал информацию о судьбе «двадцать шестого». Полковника Белолипова интересовало, как ведет себя молодой разведчик на допросах, применяют ли к нему пытки. Он боялся за здоровье парня. И, возможно, опасался, как бы не дрогнул измученный допросами и одиночным заключением «двадцать шестой». Оступиться легко… Белолипов настаивал, требовал от Берга свидания с Саидом Исламбеком.

Наконец поступило долгожданное сообщение из Берлина: «Состоялась короткая беседа. Здоровье улучшилось Настроение — тоже. Намеченная версия сохраняется. Ворон, кажется, принял ее».

Берг ничего не сообщал об Ораниенбурге, ни в одном донесении не упоминается секретная база Главного управления имперской безопасности, но он знал о ней. Потом это выяснилось. Вероятно, сведения о «Специальных курсах особого назначения» поступали по другим каналам, от того же Берга. Он не только знал, но воспользовался тайной для облегчения участи Исламбека. Одно было непонятным, почему наш разведчик подтвердил нахождение «двадцать шестого» во внутренней тюрьме гестапо, в то время как диверсант, беседовавший с нами, видел Саида Исламбека в октябре в замке Фриденталь. Видел живым и здоровым, без следов ранения?

Замок Фриденталь стоял в стороне от суетливых дорог, бегущих от Берлина, и мог олицетворять собой цитадель умиротворения и покоя. Вблизи его находился город Ораниенбург, больше похожий на дачный поселок, раскинувшийся среди леса. Улицы его пролегали под сводами старых лип и буков, а дома тонули в тени зарослей дикого плюща. Лес постепенно переходил в парк, окружавший замок, тропки в аллеи, ручьи в пруды, тихие, дремотные. Тяжелый, кажущийся литым замок скромно именовался охотничьим домиком. Издали стены его едва различались кущами вековых буков и казались деталью старинной гравюры. Когда-то живописные группы всадников, отправляясь в увеселительную прогулку, старались свернуть с дороги, и если не проехать парком и отдать дань гостеприимства обитателям замка, то хотя бы приблизиться к Фриденталю и полюбоваться его тихими аллеями.

Таким Фриденталь остался и в войну. Рядом дороги шумели танковыми гусеницами и бронетранспортерами, тянулись по трассам мотоциклы, тявкали зенитки, пытаясь ужалить в небе, облачном сером небе, самолеты, идущие через Рюген на бомбежку Берлина, а замок пребывал по-прежнему в покое, сохраняя вековую тишину своих аллей и прудов. Он стал, кажется, еще тише и безлюдней. По вечерам не вспыхивали манящие огни в его окнах, не раздавался призывный рожок егеря, сзывающего охотников в залы после удачного гона оленей в соседнем лесу. Впрочем, если бы даже запел рожок, никто не приблизился бы к замку: на дороге, что сворачивала к Фриденталю, стояли столбы со знаками, запрещающими проезд. Щитки над знаками дополняли это запрещение коротким словом: «Хальт! — Стой!» Ниже говорилось: «Спецзона. Приближение более, чем на десять метров опасно — огонь без предупреждения!!» Ясно, что смельчаков и любопытных, желающих заглянуть в парк, оказывалось немного. Патрули, обходившие зону, действительно стреляли без предупреждения и не холостыми патронами.

Вначале дорожных знаков со словами: «хальт!» и «ферботен!» было вполне достаточно для сохранения покоя в замке, но война разгоралась, и те, кому доверили охрану Фриденталя, решили, что слово не такая уж большая гарантия в бурное время, и обнесли парк стенами, увенчанными линией высокого напряжения. За стенам и появилась мертвая зона, простреливаемая по интервалам автоматами и пулеметами с наблюдательных пунктов. Снаружи сохранялась все та же предупредительная полоса, украшенная на поворотах щитками с изображением человеческого черепа. Запретную зону пересекали лишь машины с опознавательными знаками службы безопасности и снабженные пропуском с подписью самого бригадефюрера. Исключение составляли автомобили, обслуживавшие Фриденталь и появлявшиеся, как правило, у контрольных пунктов ночью. Машины доставляли груз во внутренние помещения замка, а это были подвалы, цементированные, изолированные от внешнего мира решетками на окнах и железными дверями. Те же машины вывозили груз с территории парка, причем сопровождал их всегда усиленный наряд охраны.

Иногда грузом являлись люди. Их сажали в крытые машины, везли вокруг парка и после замысловатой петли, перерезав несколько раз контрольную полосу, доставляли в назначенный пункт. Обратно люди, командированные в замок в качестве рабочих или специалистов, не возвращались. Для наружных работ — строительства бараков, подсобных помещений, рытья котлованов — пригоняли заключенных из спецлагеря Заксенхаузен, расположенного в десяти минутах ходьбы от Фриденталя. Переводить людей из Заксенхаузена в другие лагери запрещалось: тот, кто видел Фриденталь и находился хоть день в спецзоне, не должен был унести с собой тайну.

Такое исключительное внимание к замку стало проявляться с 1943 года, когда Фриденталь посетил гауптштурмфюрер СС Отто Скорцени. Любимец Гитлера, друг и особо доверенное лицо начальника полиции безопасности и службы безопасности Кальтенбруннера, он по поручению шестого отдела СД выбирал место для своей школы особого назначения. Вернувшись в Берлин, на Принц-Альбрехтштрассе, Скорцени доложил Шелленбергу, что замок вполне соответствует той задаче, которая возлагается на школу. В тот же день Шелленберг подписал приказ о размещении «Специальных курсов особого назначения — Ораниенбург» во Фридентале. Работы по размещению личного состава и подготовке территории начались одновременно. Пока курсанты и инструкторы устраивались в комнатах и залах Фриденталя, заключенные Заксенхаузена возводили трехметровую стену вокруг парка. Приехали эсэсовские надсмотрщики с целой стаей волкодавов, приученных набрасываться на людей. Скорцени дал Шелленбергу слово, что первый выпуск курсантов состоится через шесть месяцев. После Сталинграда такие сроки бригадефюреру показались слишком щедрыми — он сократил их до четырех месяцев. Осенью 1943 года, в темную дождливую ночь, первая группа выпускников школы Скорцени в крытом грузовике покинула Фриденталь и направилась по кольцевой трассе Берлина к военному аэродрому.