Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

В расположении батальона тоже царила паника. Офицеры выстроили только что вернувшихся с учений легионеров на плацу и тщательно проверяли содержимое их карманов. Оказывается, листовки были сброшены не только на город, но и на казармы. Полковник Арипов попросил Исламбека помочь ему в осмотре бараков — он полагал, что солдаты успели кое-что припрятать в койках. Саид охотно согласился и предложил привлечь к обыску еще несколько офицеров, чтобы быстрее обойти казармы, но Арипов отказался — пусть они занимаются плацем, там сложнее и кропотливее работа. Это было неубедительно, хотя и понятно — командиру батальона не хотелось порочить себя и подчиненных уликами, ведь в койках могли оказаться листовки, и немцы немедленно приняли бы меры: убрали легионеров из Нима, а самого Арипова разжаловали. Разжаловали в самый последний момент, когда виден конец войны и жизнь, кажется, сбережена.

Они вошли в барак, каждый в свой. И в этом тоже был смысл — не мешать другому заметать следы.

Саид в первой же койке под подушкой нашел листовку. Она оказалась не свернутой и даже не помятой. Можно было бросить ее на пол или лучше — за дверь, на траву, чтобы нашли ее потом никем не тронутой. И тут у Саида мелькнула мысль, неясная пока, но заманчивая. Удивительно заманчивая. Он вынул карандаши на обороте листка печатными буквами вывел несколько слов. Всего несколько слов. Вероятно, позже, в спокойной обстановке, имея время на раздумывание, он сочинил бы что-то более оригинальное и интересное. Но ему выпало лишь несколько минут, неожиданных, торопливых, и в тонкости вдаваться не приходилось.

Листок он вынес за дверь и незаметно опустил на камни у стены, в противоположной стороне барака. Вернулся к койкам и продолжил, как ни в чем не бывало, обыск. Перетряхивал постели Саид старательно, настолько старательно, что на каждую койку у Него уходило десять-пятнадцать минут, и когда полковник, закончив осмотр своего барака, вошел в барак Саида, чтобы поторопить унтерштурмфюрера, тот осматривал всего лишь первый ряд.

— Так мы не управимся и до вечера, — произнес полковник. Произнес без огорчения, но с каким-то волнением и даже тревогой. — Давайте я помогу вам!

— Мне ничего не попалось, — ответил Саид. — Видно, листовки не занесло на территорию.

— К сожалению, занесло… Шесть штук подобрали дежурные по гарнизону на плацу и у виноградника.

— Дежурные? Значит, туркестанцев не заинтересовали листовки.

— Увы… Вот одна, — растерянно сказал полковник, извлекая из-под матраца сложенный вчетверо листок бумаги.

Саид, занятый постелями, не оглянулся, словно его не удивила находка.

— Вы нашли ее на полу? — подсказал он ход полковнику.

Арипов, озадаченный слишком откровенным советом унтерштурмфюрера, задумался и, наверное, заколебался даже, но подсказку принял.

— На полу… Ее притоптали…

— Вот видите, туркестанцев вовсе не интересует вражеская пропаганда. Они верные союзники Германии.

Это еще больше озадачило полковника — унтерштурмфюрер прикрывал туркестанцев. Что ж, их намерения совпадали, сейчас надо было оберегать батальон от подозрений.

Закончив осмотр, офицеры направились к выходу, к тому выходу, которым воспользовался недавно Саид. За дверью, у стены, листовки не оказалось. Не было ее и вблизи барака. «Взял, — подумал Саид. — Взял и поэтому так волнуется… Оказывается, вы не так тверды, господин штандартенфюрер!»

В канцелярии Арипов подсчитал листовки, найденные на территории батальона, дал пересчитать их унтерштурмфюреру — всего оказалось семь листков, восьмого, с надписью на обороте, не было. Составляя акт, полковник между прочим заметил:

— Это пропуск…

— Куда? — сделал вид, что не читал текст листовки Саид.

— В зону номер семь.

— Есть такая зона?

— Место расположения групп сопротивления, — пояснил Арипов.

— Оно известно кому-нибудь?

— Кто захочет, найдет.

Саид равнодушным жестом отодвинул от себя листовки и не только от себя, но и от всех туркестанцев.

— Слава аллаху, наши люди не собираются ничего искать во Франции. Она слишком чужда мусульманской душе.

Полковник изучающе посмотрел на Саида: непонятный человек этот унтерштурмфюрер, говорит вещи, в которые сам не верит. Видимо, должность обязывает его защищать идею своих хозяев.

— Подпишите!

— С удовольствием…

«А куда ты дел ту листовку, что лежала у входа в барак, — подумал Саид, старательно выводя под актом свою новую фамилию. — Неужели штандартенфюрер СС, командир батальона особого назначения интересуется седьмой зоной. Или здесь не собственный интерес. Впрочем, в воскресенье все станет ясным… До воскресенья, господин полковник! Не забудьте подать нищему у входа в храм Дианы одну марку и сорок пфеннигов!»

В воскресенье, без пятнадцати минут десять Саид занял место за одним из выступов храма Дианы и стал наблюдать за лестницей, что вела к главному входу. Здесь, на ступенях, прежде стоял старик нищий с протянутой шляпой, а возле него лежала лохматая собачонка, такая же древняя, как и ее хозяин, и такая же обшарпанная: клочья шерсти выпадали из нее, как вата из ветхого одеяла.

Утро выдалось жаркое. На холме солнце появлялось раньше, чем в городе, и прежде, чем лучи успевали лечь на улицы и площади Нима, храм Дианы успевал уже накалиться, превращаясь из розового в рассветной заре в белый с золотым отливом к полдню. Сейчас и холм и храм грелись на солнце, вбирая в себя его пламя.

Чудо Нима привлекало иноземцев — они поднимались на холм, чтобы посмотреть на творение рук хитроумных предков и запомнить игру камня в утренних лучах. Французы делали то же самое, но не ради любопытства, а из желания показать свое право на этот холм, на этот храм, на все, что именуется Нимом — свободным городом. Им наплевать на немцев, которые именуют себя победителями, а на самом деле всего лишь временные постояльцы, волна варварская, она минует, и все будет по-прежнему. Нимцы и на бой быков приходили с тем же упрямым намерением утвердить право хозяина. Арены принадлежали им, а не наглым эсэсовцам, что дрожат от страха, когда ревет амфитеатр. Даже праздник свой — старый, веселый праздник лета, который зовется у нас Днем Ивана-купалы, нимцы проводят по всем правилам, с факелами и шествиями, несмотря на запреты немецкой комендатуры.

Утро только начиналось, а вереницы любопытных уже потянулись к храму. Ожили склоны холма, расцветились яркой одеждой нимцев, зачернели мундирами легионеров и эсэсовцев. Черноту и ловил Саид, держал ее на прицеле.

Движение черных пятен сверялось с начертанным мысленно маршрутом — подножие, последняя ступень лестницы, главный вход. Здесь остановка — старик стоял у главного входа. Старик нищий!