Мкртич Саркисян - Сержант Каро

— Нам помощники не нужны. Таким даже руку подать обидно.

Положив отяжелевшую от вина голову на кулаки, Карл застыл в этой позе. Сидевший напротив Ваана рыжий офицер лобызал приятеля и подбивал его пойти в соседнее село поразвлечься.

— Какое веселье без женщин? — Его мутный взгляд блуждал в стакане. — Пошли на «охоту», Генрих!

— Тебя пристрелят, как собаку, пойми!.. Убьют, и все. Надо быть начеку. В этой стране у нас друзей нет.

— Ты ничего не понимаешь, Генрих: украинки — прелесть. Они белы, как немки, чернооки, как турчанки. Они божественны!..

— Но царапаются, как кошки, и сражаются до конца, — предостерег осмотрительный собутыльник.

Табачный дым смешался с винным перегаром. Пили без передышки. Говорили, перебивая друг друга. Пели каждый свое. Старший офицер пытался прекратить ералаш, призывая присутствующих к порядку, но безуспешно. Рыжий настойчиво требовал «дичи». Пошатываясь, он поднялся и предложил устроить облаву в ближайшем селе. Старший офицер прервал его:

— Ты рехнулся, дорогой! Пьяная твоя рожа для партизан просто лакомый кусочек.

Рыжий залпом опорожнил стакан.

— Значит, я не в своем уме, Генрих, не в своем?..

— Мы все рехнулись! Все! — успокоил его товарищ. — Сейчас самое милое дело — это сойти с ума, напиться и накинуть себе петлю на шею.

— Но эти украинки бесподобны… — твердил свое рыжий.

Ваан краем глаза изучал обстановку. Автоматы сложены в углу. Пистолеты всегда при них. «Пока эти петухи не устроили свалку, надо кончать». Зычным голосом один из офицеров предложил тост. К нему повернулись.

— Господа! Мы, эсэсовцы, надежда и опора рейха, но даже мы не в силах изменить хода войны. Мы пропали, господа! Жаль, что мы утратили наши идеалы. Но еще больше предстоит потерять, да, да. Пусть здравствует наш фюрер, но и ему капут.

— Тебе надо вырвать язык, повесить тебя надо, скотина! — стукнул по столу старший.

— За что, герр штурмбанфюрер? Если я не прав, дайте мне ключи от Москвы. Оживите трехсоттысячную армию Паулюса! Попросите черноморских акул, чтобы возвратили нам останки немцев, утонувших в водах Днепра. А ты, герр штурмбанфюрер, прибереги свое высокомерие для партизан и для Красной Армии. Я не пророк и не фюрер, но уверяю…

— Я расстреляю тебя! — в руке старшего блеснул пистолет.

Все смешалось.

Как было условлено, Ваан подошел к окну, стал между автоматами и столом, щелкнул зажигалкой и закурил. И в ту же минуту со звоном вылетели стекла, в окна просунулись дула автоматов, распахнулась дверь.

В комнату ворвались партизаны.

— Руки вверх! — загремел голос Ваана.

Минас, Аро и другие, не теряя времени, разоружили офицеров.

— Ну что, господа! Мы, кажется, вовремя подоспели и избавили вас от лишних хлопот. Вы и без нас собирались тут перестрелять друг друга.

— Проклятая свинья! — взвизгнул взъерошенный Карл.

Тяжелый удар свалил наглого офицеришку.

— Лейтенант, это варварство! — вспылил штурмбанфюрер.

— Да, похоже, похоже. А разве разрядить пистолет в товарища — не типичный пример цивилизованности? Ведь опоздай мы еще немного, и вы расстреляли бы своего друга и товарища по оружию.

— Но он поносил Гитлера!

— А этот юный гитлеровец поносил меня, унижая достоинство офицера и моей нации.

Эсэсовцу отвечать было нечем. Карл медленно поднялся и ненавидящим взором обвел собравшихся.

— Уведите их! — скомандовал Ваан.

С башен замка ухнула сова. Чьи-то легкие крылья задели колокол костела и едва не разбудили его медь. В окнах погас свет. Каменной оградой замка застыла тьма и средневековой мглой окутала его окрестности.

Занимался серый рассвет. Дождя не было, но с деревьев закапала похожая на дождь влага. Белесый туман, смешав воедино землю и небо, застыл в неподвижности.

Наутро стало известно, что эта бурная ночь закончилась чрезвычайным происшествием: стороживший эсэсовцев Минас прикончил молодого офицерика.

Не успел Ваан спуститься в отведенный для пленных подвал, как волна криков окатила его. Старший офицер поднялся ему навстречу.

— Господин лейтенант, международные законы гарантируют неприкосновенность пленного. Ваш солдат у нас на глазах варварски задушил офицера. А на протест ответил новой угрозой — сказал, что так поступит с каждым из нас, если мы будем говорить то же. Мы требуем сурового наказания!

Ваан поднял руку.

— Мы выясним обстоятельства убийства. Если наш солдат будет признан виновным, он понесет наказание.

— Убийство совершено, герр лейтенант, убийца жив, а пострадавший мертв. Полагаем, что все и так ясно.

— Нет, не все. Мы выясним, при каких обстоятельствах это произошло. Это важно.

Отойдя в угол, не вмешиваясь в разговор, будто речь шла не о нем, Минас слушал, Ваан знал Минаса. Знал его крутой нрав: без серьезного повода он не посмел бы, не решился на такое.

— Задушил, и все. Без видимой причины, — подытожил штурмбанфюрер.

— Да! Да! — поддержали его остальные.

При слабом свете серого дня Ваан признал в убитом того самовлюбленного офицерика, который подтрунивал над ним и которому он хотел вчера врезать сам.

— Напрасно раздумываете, герр лейтенант. Ведь вы первый вчера подали пример. Солдат лишь докончил начатое вами, — сказал старший, который словно читал его мысли.

На лице Ваана заиграли желваки. Глаза вспыхнули гневом.

— Вы не пленные, вы преступники. И не протягивайте руки, как попрошайки! Не ждите милостыни! Мы вас не будем мучить, но наша рука не дрогнет, если вы заденете честь советского человека и будете оскорблять нашу нацию.

Ваан не знал, как быть. Виновным признать Минаса он не мог, хотя и была за ним вина.

— Ты не имел права на самосуд, Минас…

— Товарищ лейтенант, ну как было не убить эту гадину?! Даю голову на отсечение, я только раз ударил его, клянусь матерью! Рухнул, как трухлявое дерево. Разве я знал?

В подвал ввалились ашнакец Аро и аштаракец Корюн. Заспанные, одурманенные водкой, с невидящими глазами, они чуть не налетели на стоявшего у двери командира.

Водочный перегар смешался со спертым воздухом подвала. Ваан был потрясен.

— Минас-джан, — ребята так и не заметили командира, — не вечно жить нам на свете, и твой черед придет, пошли!

— Вон, скоты! Где вы находитесь?! Кругом ааарш!..

Парни оцепенели.

— Простите!.. — качаясь, промычал Аро. — Лейтенант-джан… Умереть нам за тебя! Прости!..

— Вон!..

Новое нарушение дисциплины не на шутку встревожило Чобаняна. «Устали, намаялись. Марш и дальние броски вымотали. Не могут уже устоять перед водкой и свободой. Дурные предзнаменования!.. С этим надо покончить сейчас же. Раз и навсегда».