Богдан Сушинский - Французский поход

– Так это вам, красавица, мы обязаны всем этим пиром? – спросил он Иллирию, как только Эжен на несколько минут отлучилась из зала.

– Просто я вынуждена была, – не стала она ни оправдываться, ни лгать. – Вам легко: сейчас вы уедете – и все, а мне придется жить в этом террариуме.

– То есть все, что вы сообщили Сержу, это?…

…Было сообщено по велению госпожи. Но при этом я добавляла кое-что такое, за что маркиза готова вырвать мне язык.

– Значит, и ключ тоже подсунула маркиза?

– Она и в самом деле непревзойденная интриганка.

– Хотите сказать, что похлеще вас?

– Что бы вы ни думали сейчас обо мне, – тряхнула смоляными кудрями Иллирия, – вы должны знать: баронесса Лили продолжает оставаться в опасности, поэтому ей лучше сегодня же уйти из пансиона. Тем более… что она влюбилась в вас.

– Лили влюблена в меня?! Эта мраморная статуя? Хватит с меня ваших розыгрышей, внебрачное дитя Эллады! – негромко, но твердо осадил ее д’Артаньян. – Все, хватит!

– Лили действительно влюблена в вас, – взглянула на него гречанка прекрасными, печальными глазами. – Неужели вы не замечаете этого? Или же не хотите замечать, усматривая в любви баронессы опасность для своей вольной жизни? Впрочем, речь сейчас идет не столько о любви, которая грозит вам, сколько об опасности, которая все еще грозит баронессе фон Вайцгардт…

…Там, в Каменце, графиня де Ляфер не сообщила Гяуру еще об одном письме, которое днем раньше привез другой гонец.

Впрочем, князю и не следовало знать о нем. Пришло оно из Кракова и состояло всего из двух строчек: «Удалось ли вам, графиня, выполнить мое поручение? Поторопитесь. Ангелы уже трубят. Срочно жду вас в Кракове».

Подписи под ним не было, да и написано оно были корявым, явно не писарским почерком, на обрывке старого пергамента. И все же это не помешало графине сразу же, по его смыслу, определить, что писалось оно под диктовку королевы Польши Марии-Людовики Гонзаги. «Ангелы уже трубят!». Еще бы! Это была не просто условная фраза. Так уж сложилось, что ангелы эти самые «трубили» всякий раз, когда королева оказывалась в крайне трудном положении и ей нужна была срочная помощь графини де Ляфер.

Да, речь шла о письме королевы Польши, чьей благосклонностью пренебречь графиня пока не решалась. И не только потому, что сейчас она находилась на территории Речи Посполитой. Диана всегда гордилась тем, что умела – чисто интуитивно – предугадывать поступки людей, развитие событий; умела прогнозировать свое будущее, менее всего полагаясь при этом на волю Божью, на судьбу.

Нет, пока что она не нуждалась в поддержке королевы. Однако в будущем, когда…

Впрочем, это «когда» больше волновало сейчас королеву, чем графиню де Ляфер. Именно поэтому Мария Гонзага так торопила ее. Именно поэтому примчалась вслед за королем в Краков. Как-никак до Кракова графине ближе. Да и злых ушей меньше, чем в Варшаве, где для королевы «ангелы трубят» теперь почти беспрестанно, причем вовсю.

С тех пор как графиня познакомилась с Ольгицей и Властой, она нередко жалела, что Всевышний не наделил ее такой же силой ясновидения, как этих двух полуведьм. Однако в свои двадцать пять Диана тоже успела выработать в себе какую-то особую интуицию и стать убежденной, самонадеянной фаталисткой.

Графиня де Ляфер чувствовала, что способна играть во Франции, в Польше, вообще в этом мире, куда более заметную роль, чем та, которую предопределило ее происхождение и положение в обществе. Вот почему она так упорно стремилась во что бы то ни стало войти в высшие сферы обоих государств и даже в какой-то степени влиять на их политику и взаимоотношения.

«То, на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – бросила она когда-то сгоряча графу де Брежи, который вдруг усомнился: стоит ли ей вмешиваться в государственные дела Франции? Так вот, эта мысль: «… на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – теперь уже стала ее девизом, который мог бы с таким же успехом стать девизом любой другой воспитанницы пансиона мадам Эжен.

– Впереди большой лес, графиня, – на ходу заглянул в карету поручик-гонец Кржижевский. Нам придется трястись по нему почти всю ночь. Благоразумнее завернуть вон в ту деревушку и заночевать.

– Трястись всю ночь я как раз и не желаю. Не из-за кочек, из-за страха.

– Тогда стоять! – скомандовал поручик. – Надо решить, что будем делать.

Кучер сразу же остановил коней. Графиня взглянула на Власту, затем на Ольгицу.

– Нам не следует останавливаться, – уверенно проговорила слепая провидица. – Они найдут нас и в деревушке. А так… под утро мы проедем мост, свернем направо и отдохнем на хуторе лесника.

– Кто это – «они»? – ошеломленно спросила графиня. – Разве нас кто-то поджидает или преследует?

– Враги королевы, – спокойно ответила Ольгица. – Они уже знают, что мы спешим в Краков. А места здесь глухие.

– Почему же вы молчали?! – возмутилась Диана, инстинктивно нашаривая висевшую у ее плеча сумку с пистолетами. – Да еще и предлагаете въезжать в лес?

– Но если ж пани Ольгица так уверена… – начала было Власта.

– Единственное, в чем я уверена, – парировала Диана, – так это в том, что вам лучше помолчать.

– Не ссорьтесь, – вмешалась Ольгица. – Не время. Все будет хорошо.

– Но у меня всего-навсего двое гусар, – напомнил поручик. – Ну, еще ваш телохранитель – татарин Кара-Батыр… Четверо вооруженных мужчин, которых в лесу можно уничтожить первыми же выстрелами из засады.

В карете воцарилось тягостное молчание. Только забившийся где-то в щели сверчок призывно играл на своей боевой свирели, словно чудом уцелевший трубач погибшей армии.

– Вы ведь слышали, что сказала госпожа Ольбрыхская, поручик, – неожиданно изменила свое решение графиня. В ней вдруг взыграла кровь прирожденной авантюристки. – Кроме того, у вас есть приказ.

– Приказ, который я получил, обязывает меня вернуться. Понимаете, графиня, вернуться? И привезти вас. Иначе все это путешествие теряет смысл. Ну а по поводу того, о чем только что говорила ваша спутница… Я со своими солдатами проезжал этот лес днем и, насколько мне помнится, по ту сторону моста никакого дома лесника не наблюдалось; все тот же мрачный лес. Еще миль пять – только лес, и никаких признаков человеческого жилья.

– Не волнуйтесь, поручик, вам суждено погибнуть не в этом лесу, – сухим резким голосом заметила Ольгица. – Но об этом поговорим в другой раз. Если эту ночь мы проведем в постели, то прибудем в Краков через три часа после того, как женщина, которая направила вас сюда, отбудет из него. Но тогда какой смысл в вашем поручении?

– Вот видите, – благодушно поддержала ее Диана.