Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер

– Испугалась?

Анна подняла на него глаза, полные слёз.

– Что было делать, Анечка, – тихо и ласково сказал Зигфрид. – Пришлось поступиться твоей репутацией, чтобы не подвергать тебя опасности. Мне кажется, этот визит не случаен. Ну, успокойся, девочка, успокойся. И ничего не бойся, просто будь более осторожна. Успокойся, я с тобой.

Он опять гладил её по голове, как маленькую. Анна прижалась к нему и прошептала:

– Я ничего не боюсь, когда ты со мной.

Она посмотрела на него с таким глубоким чувством, что Зигфрид понял: сейчас только от него зависит, что произойдёт дальше. Он в волнении сжал её плечи, прикоснулся губами к волосам, к шее.

– Анечка, Анечка…

– Я ничего не боюсь, – снова прошептала она.

Он слегка отстранил её, чтобы взять на руки. И в этот момент между ними встало лицо Саши, укоризненно-весёлое, такое, каким было в минуты их шутливых ссор. Нет, слишком свежа ещё рана. Зигфрид со стоном закрыл глаза. Анна увидела его бледное лицо, перепугалась:

– Тебе нехорошо?

– Дай, пожалуйста, воды, – попросил Зигфрид.

Когда Анна вернулась со стаканом совсем не нужной ему воды, Зигфрид был уже вполне спокоен. Уходя, он обнял Анну за плечи, поцеловал в щёку и сказал:

Домой Петрович вернулся под вечер. Кряхтя и вздыхая, снял с себя потрёпанное пальто, шапку, затопил печь, поставил на плиту большой закопчённый чайник. Потом присел на табуретку, стал парить натруженную за день больную ногу, приговаривая, словно мать над хворым ребёнком:

– Потерпи, милая, потерпи…

Кто-то постучал. Стук условный, но Зигфрид стучит не так. Кто это? Анна? Она не знает его «берлоги», да и нельзя ей сюда приходить. Обмотав ногу тряпкой и опираясь на палку, старик заковылял к двери.

– Кто там?

– Свои, – негромко сказал Чернов. – Открывай, Петрович.

Голос знакомый, но старик не мог припомнить, чей. У него сейчас никого нет, риск не велик, и он открыл.

– Николай! – обрадовался старик, увидав Чернова. – Сто лет тебя не видел, чтоб ты был здоров!

– А я здоров, здоров, Петрович! Вот Игнатов сюда не дошёл.

– Неужто беда? – испугался старик.

– Да живой он, живой! Ранило его в руку. Отправился назад с передовой. Зигфрид как, в порядке?

– В порядке.

– Тогда придётся звать его на помощь – я в гости к Гуку пожаловал.

– Ты садись к печке, – позвал Петрович, – грейся. Рассказывай, как там наши.

Не зажигая лампы, пили чай у печки с открытой дверцей. Чёрные глазищи Николая, освещённые неярким пламенем, казались ещё темнее и больше. Он умиротворённо жмурил их, глотая чай из кружки: позади опасный путь, патрули, полицаи, подозрительные попутчики, всех удалось обойти и добраться до цели.

– Как дела на фронте? – поинтересовался Петрович.

– Ничего, воюем…

– А я, сынок, так рассуждаю: если на немецком кладбище тихо, то и на фронте затишье. А когда кресты с касками растут, как грибы, значит, наши бьют их, проклятых, как следует. Бить их надо день и ночь, пока не уйдут с нашей земли! Они тут, не разбираясь, наших уничтожают. Мало, что стреляют да вешают, так придумали машину такую – душегубку. Затолкают полную людей и… В общем, без верёвки научились душить. Люди так ждут наших!

– Скоро, Петрович, скоро. Надо ещё немного подождать.

– Так это кто может ждать, а кто и нет. Тут как-то фашисты траур справляли. Сказывали, пытались одного схватить, а он в них гранату швырнул, потом из револьвера стал палить и уложил офицера с полицаем.

– Давно?

– Да ещё тепло было.

– Ну и что с ним, с тем человеком?

– Разное толкуют. Кто говорит, схватили его фашисты, пытали, а кто – дескать, мёртвый уже был, когда его брали… Ты чего притих?

– Устал я.

– Вижу, что устал. Только правду мне скажи: ваш это?

– Не знаю, Петрович.

Чернов, действительно, не знал, что за смельчак такой. Ясно только было, что люди не хотели смириться с подневольной жизнью и даже в одиночку боролись с врагами.

Зигфрида Николай никогда не видел и представлял себе его облик только по описанию Игнатова. Николаю не терпелось увидеть его, но было воскресенье, а Петрович сказал, что Зигфрид заходит по понедельникам, и то не каждую неделю. Но завтра он пойдёт обедать в шашлычную и известит Зигфрида о посыльном с важными вестями.

Когда Зигфрид явился, Николай не мог сдержать не то удивления, не то восхищения:

– Чёрт возьми, такой франт!

– Так я же художник немецкого прифронтового театра, – пошутил Зигфрид, пожимая руку Николая. – Вот и познакомились. Что на фронтах? Мы тут всякого наслушались.

Николай быстро сходился с людьми, особенно, если они ему нравились. Зигфрид ему явно нравился, и он сразу перешёл с ним на «ты».

– Сейчас весь вопрос в том, кто кого опередит, мы или немцы, – говорил Николай. – Это на нашем направлении. А на Волге, скажу тебе, дела, каких ещё не было. Разве что под Москвой… Дни и ночи не прекращаются бои. Наши несут большие потери, но и немцам не сладко.

– А мы подметили, что дела у них на Волге не ахти какие. Похоже, что ставка Гитлера подталкивает Клейста к наступлению здесь, чтобы улучшить положение там. Ну, а что слышно о моём однокласснике?

– Так я с тем и пришёл.

Николай стал рассказывать о Гуке, о том, что ещё интересует разведгруппу и центр. Рассказал, как вначале из-за молчания Зигфрида все беспокоились о нём и Анне, как провели операцию «Дас Фенстер», чтобы отвлечь от них внимание гитлеровцев.

– Это была отличная мысль! – оживился Зигфрид. – Вы иногда устраивайте такие «окна», хотя бы ещё раз или два. Надо сбить немцев с толку, а то они принюхиваются, опять что-то вроде слежки организовали.

Он рассказал о Шкловском и Антонине, потом спросил:

– Так что же будем делать с Гуком?

– Намечалось провести операцию мне и Игнатову, да ранило Валентина, – ответил Николай. – Да не волнуйся, не тяжело. Но теперь я один.

– Почему же один? – возразил Зигфрид. – А мы на что? Каков план операции?

Чернов изложил план Игнатова.

Как обычно, вечером Гук бодро шагал по улице Подгорной в отличном настроении. Элен (так именовала себя теперь Ленка-кудрявая) была далека от его идеала, но умела обставить встречу так весело, чтобы ни до, ни после не возникало никаких проблем. Ему чертовски надоедало весь день ловить интонации начальников, чтобы вовремя и правильно отреагировать. Он вертелся целую неделю с ловкостью циркача и вполне заслужил несколько часов такого отдыха, когда можно «расстегнуть все пуговицы на мундире» и «не выпендриваться» перед девкой, которая всё равно не знает цены ухаживаниям. Всё просто, ясно и легко.