Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер

Из подъезда выглянул Евгений Шкловский. Анна видела его раза два-три в городской управе и потому знала в лицо. Он остановился у входа без пальто, бравируя завидным здоровьем. Встречает, что ли, кого? И тут Анна увидела одетую в меха Антонину. «Она, конечно, ослепительно хороша», — подумала Анна совершенно без тени зависти. Шкловский сделал навстречу вдове два шага и, любезно изогнувшись, поцеловал ей руку. Антонина начала что-то говорить, и Шкловский, перестав улыбаться, поднял голову, отпуская ручку очаровательной фрау Иванько.

«Что она ему говорит? — подумала Анна. — Почему он вдруг стал серьёзным? А если что-нибудь о Зигфриде? Они тут все заодно!» Мысли, одна тревожнее другой, молниями носились в голове Анны. Рассуждать ей было некогда. Она ощущала только одно: Зигфриду грозит опасность!

Анна вышла из-за тумбы и скорым шагом направилась к Антонине. Пыталась припомнить, как Зигфрид учил её стрелять, но очень боялась, что промахнётся с такого расстояния. А больше всего боялась, что Антонина и Шкловский сейчас войдут в театр, где их уже не настигнешь. Анна пошла ещё быстрее и крикнула:

— Фрау Антонина!

Вдова профессора приостановилась у входа, пропуская двух офицеров, обернулась и удивилась:

— Аннушка?

Шкловский стоял за Антониной, дожидаясь её у двери.

Анна подошла к Антонине почти вплотную, пряча в рукаве пистолет, и, почти приставив его к груди Иванько, выстрелила два раза. Антонина, всё с тем же выражением изумления, не издав ни звука, рухнула у входа. На выстрелы из подъезда выскочили оба немецких офицера. Анна метнулась к тумбе, но офицеры настигли её в несколько прыжков. Она хотела выстрелить в себя, но то ли пули больше не было, то ли произошла осечка. Её схватили. Подбежал Шкловский, глянул на неё и, будто догадываясь о чём-то, произнёс:

— Ах, фрёйлейн Анна…

Шкловский поднялся на сцену, когда спектакль уже начался. Как он и полагал, на втором этаже, в зале, никто не услышал выстрелов из небольшого пистолета. Офицеры, как видно, поволокли Анну в гестапо. Так что об инциденте у подъезда пока никто не знал.

Ларский с рабочим сцены готовил декорации к следующему акту. Главный художник окончательно запил и уже второй день не являлся на работу, валяясь в общежитии. Дел было невпроворот, и Ларский почти не отвлекался на беседы. Однако Шкловский, войдя за кулисы, пошёл прямо к нему, махнул рабочему, чтобы удалился, и сказал:

— Вы слышали новость?

— Добились-таки благосклонности родственницы бургомистра? — с лёгкой иронией спросил Зигфрид.

— Нет, господин художник, эта новость похлеще будет.

— Неужто очаровали саму бургомистершу?

Шкловский, не спуская внимательных глаз с лица художника, отчётливо проговорил:

— Только что у театрального подъезда убита фрау Антонина.

Зигфриду была безразлична смерть «непутёвой» вдовы, но что-то в тоне Шкловского заставило его внутренне сжаться, насторожиться. К тому же, новость-то шокирующая! И он с выражением крайнего удивления и сожаления сказал:

— Вот как! Очень жаль. Очаровательная была дамочка. Кто-нибудь из обманутых поклонников?

— Вам лучше знать, — многозначительно произнёс Шкловский.

— Мне?! — на лице художника отразилось крайнее изумление. — Помилуйте, мы с фрау Антониной были едва знакомы.

— Да-а-а? — недоверчиво протянул Шкловский. — Зато вы прекрасно знаете фрёйлейн Анну.

Зигфрид почти физически ощутил, как сердце упало в пустоту и остановилось. Мгновенная догадка осенила его. Только он не мог понять, зачем Анна это сделала. По-че-му? Но в глазах не должно отразиться ничего, кроме удивления. На несколько мгновений он повернулся к декорациям, чуть сдвинул в сторону какое-то полотно. Этого было достаточно, чтобы сделать вздох и обернуться к Шкловскому с успокоившимися, только чуточку удивлёнными глазами.

— Конечно, знаю. Я брал у неё уроки немецкого языка.

— А что, уже не берёте?

— Давненько не был.

— Отчего же?

— Времени, знаете ли, не хватает. На занятия приходилось тратить часы, отпущенные для личной жизни.

— А вы шутник, — криво усмехнулся Шкловский. — Я не удивлюсь, если вы совмещали оба занятия.

— Об этом мужчины не говорят, — с достоинством произнёс Ларский. — Так всё же, господин Шкловский, кто зарезал фрау Антонину?

— Почему зарезал? — ответил Шкловский, направляясь к выходу. — Анна Вагнер стреляла из пистолета.

Зигфрид был готов к такому ответу, и всё же он поразил его, как удар молнии. Почему Анна стреляла в Антонину? Не из ревности же, в самом деле. Что произошло? Ведь всего три часа назад он был у неё, и ничто не предвещало такого поворота событий. Что же случилось? Что с Анной? Зигфрид догадывался, что она уже в гестапо, но гнал от себя эту мысль как ужасно нелепую, немыслимую. Он хотел бы немедленно побежать к её дому. Возможно, старый Вагнер что-нибудь знает, но уйти нельзя, за ним могут следить. Как это тяжело — делать вид, будто тебя совершенно не касается разыгравшаяся около театра трагедия, не беспокоит судьба Анны. Но только выдержка поможет ему сейчас сохранить своё положение и помочь Анне.

Василий, увидев уходящего Шкловского, снова подошёл к художнику. Зигфрид глянул на него и понял: другого выхода нет, надо его послать к Вагнеру.

— Василий, запомни: Почтовый переулок, 25. Пётр Фёдорович Вагнер. Беги к нему, скажи, что прислал Ларский. Спроси, что произошло, а потом скажи: его дочь убила Антонину, её арестовали. Пусть уходит немедленно. А ты — назад! Ещё успеешь ко второму акту. Беги дворами — так короче.

Дом на Почтовом Василий отыскал без труда. Осторожно постучал. Послышались шаркающие шаги и вопрос:

— Аня, ты?

— Откройте! Я от Ларского!

Вагнер открыл, впустил незнакомца, при свете лампы увидел обеспокоенные круглые глаза, тревожно спросил:

— Кто вы? Что вам надо?

— Я от Сергея Ивановича. Он просил узнать, что случилось, почему Анна пошла к театру?

— А что случилось? Ничего не случилось, — Вагнер по-вороньи нахохлился.

— Некогда, папаша, говорите скорее. Дело серьёзное, иначе бы Ларский не прислал!

В голосе незнакомца было столько тревоги, что Вагнер не стал таиться, коротко пересказал разговор Антонины с Фишером.

На улице послышался шум приближающейся машины. Василий подскочил к окну, отвернул угол байкового одеяла, повешенного для затемнения, увидел лучи фар, которые били уже близко.

— Так, старик, влип я! Это немцы!

— Сюда! — махнул Вагнер на террасу и поспешил сам, чтобы открыть дверь. — Через сад дворами на центральную улицу!

Василий бросился на террасу и быстро выскочил в сад. Вагнер крикнул вслед:

— А что с дочкой?

— Антонину убила! Схватили её! Ты чего стал, старик? Давай скорее со мной! Уходить надо!