Идиллия Дедусенко - Жаворонки ночью не поют

Всю неделю мать ходила на фабрику, как называли швейный цех горкомбината. Там на серой стене висел большой лозунг, выведенный нетвердой рукой: «Всё для фронта!» Это Юрка старался по маминой просьбе. Когда швеи поднимали головы от машинки, им в глаза бросались красные буквы на белом листе бумаги: «Всё для фронта!» И они не жалели себя. Каждый клочок материи, оставшийся после ватников, тоже шёл в дело — из них шили рукавицы для бойцов.

Дома, конечно, такого лозунга не было, но дух его витал в их небольшой опрятной комнате. И по воскресеньям мать тоже сидела за машинкой или вместе с бабушкой вязала теплые носки, которые потом отправляли на фронт.

Мать вышла из-за ширмы, как всегда, обмотав тугую косу вокруг головы. Она сняла с тумбочки фотокарточку отца и строго сказала, не глядя на бабушку:

— Прекратите это, мама.

— А я — ничего. Что же, мне на своих сынков и посмотреть нельзя? Ой, я ж картошку варить поставила!

Бабушка неловко заторопилась к двери. Тут она столкнулась с Юркой, который вошёл недавно и молча наблюдал за происходящим.

— Мам, а я сон видел, — вдруг сказал Юрка.

— Ну ладно! — испуганно оборвала мать. — Куда ночь, туда и сон.

— А я хороший видел, — упорствовал Юрка. — Правда, мам.

Мать выжидающе посмотрела на Юрку, и он понял, что можно рассказывать.

— Будто я замахал руками и полетел прямо над нашими домами, над нашей улицей.

— Растёшь, сынок, — скупо улыбнулась мать.

— А потом смотрю, по нашей улице, как по воде, корабль плывёт, белый-белый. Плыл, плыл и около нашего дома остановился.

Мать побледнела.

— Пустой корабль, что ли?

Юрка часто-часто заморгал глазами, глядя в застывшее лицо матери, а потом с воодушевлением сказал:

— Нет, мам, не пустой! Смотрю, папка наш стоит на палубе и мне рукой машет!

— Врёшь, небось, — тихо вздохнула мать.

— Нет, мам, не вру, — сказал Юрка, но без прежнего воодушевления.

Зойка испытующе смотрела на брата: врёт или не врёт? Юрка покосился на неё и шмыгнул носом. Зойка догадывалась: корабль-то он видел, только наверняка пустой. У неё защемило сердце, и тоскливая волна медленно поднялась от коленок к горлу.

Мать стояла спиной к Зойке и надсадно кашляла, отчего плечи её мелко и часто вздрагивали. У Зойки сердце разрывалось, когда она слышала, как кашляет мать, видела её поблёкшее лицо. Зойку охватывал панический страх: «А что, если мама умрет?» Нет, нельзя так, чтобы в одной семье было столько горя. Дядя Алексей пропал без вести. Скорее всего, нет его уже на этом свете. Отец тоже молчит. Мать на глазах сохнет. Наверное, не врал Юрка: будет письмо, должно быть письмо!

— Эй, Колчановы, дома кто есть?

Кричала почтальонша. Зойка сразу уловила, что голос у нее весёлый, обнадёживающий. Ну, конечно, письмо! Мать, наверное, тоже по голосу тёти Даши догадалась, что она пришла с хорошей вестью. И кинулась к двери. Почтальонша уже стояла у порога (не поленилась по ступенькам взойти!) и снова кричала:

— Колчановы! Спите, что ли? Почту получайте!

— Входи, входи, Даша! — мать распахнула дверь.

— Да некогда мне, вон ещё сколько домов обойти!

— Ты уж войди, Дарья, — сказала бабушка. — Добрую весть за порогом не держат.

— Ох, ну ладно, — согласилась тётя Даша, — чуток передохну. С радостью вас!

Она протянула треугольничек, сложенный из тетрадного листа. Юрка первым подскочил и выхватил его. На письме стоял обратный адрес: полевая почта, Д. Колчанов.

— Я же говорил! Я же говорил! — радостно орал Юрка. — Вот он, корабль!

— Корабль? Какой ещё корабль в нашей-то степи? — громко удивилась тётя Даша.

— Да сон он видел! — радостно доложила мать. — Вот к письму!

— На-ка вот, Дарья, чайку с мёдом попей, — подвигала бабушка почтальонше чашку.

— С мёдом хорошо, — согласилась тётя Даша, — это я люблю.

— Читай же письмо, — нетерпеливо сказала мать Юрке.

Письмо перечитывали несколько раз. Вот, оказывается, почему отец молчал: был слегка ранен в руку, лежал в полевом госпитале. Сам писать не мог, а просить никого не хотел, чтобы дома не испугались чужого почерка. Теперь всё хорошо, и он вернулся в свою часть.

— Может, и Алёшенька где-нибудь в госпитале, — сказала бабушка. — Беда не приходит одна, а и радость тоже компанию любит.

— Да живой Алёшка, сердцем чувствую, живой, — сказала мать. — Ты, случаем, не два корабля видел? А, Юрка?

Юрка засмеялся, отозвавшись на шутку, но теперь-то Зойка окончательно догадалась, что корабль он видел пустой. В приметы она не верила, в сны тоже, а всё же не могла отделаться от тревожного чувства: ведь это война, пока письмо шло, могло что угодно случиться.

— Может, ответ подождешь? — попросила мать тётю Дашу. — Мы быстренько. Всего-то несколько слов и напишем: мол, так и так, весточку получили, жди подробное письмо. А то ж он там тоже беспокоится.

— Ох, Настасья, когда ждать-то?

— А ты ещё чайку с мёдом, — бабушка придвинула блюдце поближе к тёте Даше.

— Ну ладно, пишите, — сказала она, принимаясь за третью чашку чая.

Юрка быстро вырвал листок из тетради.

— Да, — довольно изрекала почтальонша, прихлебывая чай. — В морозы-то как хорошо медок-то.

А Юрка тем временем уже писал отцу под диктовку матери.

— Где мёд брали? — поинтересовалась тётя Даша. — У Демьяновых?

— У них, — ответила бабушка.

— Так дерут же они!

— А что делать? — вздохнула бабушка. — Зойку надо на ноги поднять.

— Ох, уж эта хвороба…что делает! — сочувственно сокрушалась тётя Даша.

— Я уже совсем здоровая, — вмешалась Зойка. — Работать скоро пойду.

Мать, диктовавшая Юрке письмо, остановилась:

— Куда пойдешь?

— Работать!

— А школа?

— После войны доучусь.

— С ума ты, девонька, от болезни свихнулась, — сказала бабушка.

— Какая из тебя работница? — горько вздохнула мать. — Посмотри на себя: кожа да кости.

— Всё равно пойду, — упрямо заявила Зойка. — Ты вещи последние продаёшь, а я буду дома сидеть?

— Что я отцу-то напишу? — привела веский довод мать. — Он в каждом письме наказывает вам с Юрушкой хорошо учиться. Вот и здесь…

Зойка молчала, не находя ответа.

— А ты, знаешь что, — посоветовала тётя Даша, — ты, Зоя, иди контролёром в театр.

— В какой театр?

— Да эвакуировался к нам недавно. С Украины, что ли. Он в каждом городе застревает, пока немцы близко не подойдут. Теперь вот к нам приехал. Работа там вечерняя. Легкая. Оторвал билеты и сиди. Днем — в школу, вечером — на работу.

— А возьмут?

— Помогу! — пообещала тётя Даша. — У меня там сосед сценой заведует: декорации передвигает, свет обеспечивает. Я его попрошу, он похлопочет. Ну, спасибо за мёд, за чай. Я теперь так согрелась — никакой мороз не страшен. Ну, Юрка, давай своё письмо!