Александр Медведев - По долинам и по взгорьям

— Синяева! — крикнул Шихов.

— Синяева, верно! — подхватили другие.

— Ливадных!

— Орешкина!

— Судить, ежели что, по всей строгости!..

— Расстреливать гадов, кто на чужое добро позарится или пьянствовать вздумает!..

— За уход с поста, мародерство, воровство, пьянство и прочие поступки, порочащие звание солдата пролетарской армии, — расстрел, — громко читал Малышев наказ Ревтрибуналу. — Кто за, товарищи, прошу голосовать.

Поднялись сотни рук.

— Прошу опустить. Кто против? Кто воздержался? Единогласно, — подытожил Малышев. — Митинг объявляю закрытым.

Дружина, сформированная из красногвардейцев нашего четвертого района, получила наименование 2-й Уральской боевой дружины. Она делилась на сотни, а сотни — на взводы. Из рабочих-добровольцев других районов Екатеринбурга была создана 1-я дружина. Ее начальником назначили Ивана Александровича Бобылева. Одновременно заводы Среднего Урала: Алапаевский, Теплогорский, Верхняя и Нижняя Тура, Верхний и Нижний Тагил — формировали 3-ю и 4-ю дружины.

Командующим всеми четырьмя дружинами назначили бывшего капитана царской армии коммуниста Циркунова.

Социалистический Союз рабочей молодежи организовал из рабочих Екатеринбурга и среднеуральских заводов молодежную сотню. Верх-Исетский завод дал в нее несколько десятков человек. В эту сотню, которая вошла в состав нашей 2-й дружины, были зачислены Саша Кондратьев, Герман и Павел Быковы, Виктор Суворов, Саша Викулов.

Я, благодаря своей настойчивости, сумел определиться в команду с громким названием гренадер-бомбометчиков.

Около двух недель дружинники проходили военную подготовку — огневую и тактическую. Бомбометчики главным образом изучали свое основное оружие — ручные гранаты различных систем и отрабатывали способы их применения.

Перед выступлением мы получили обмундирование. Мать, увидев меня в солдатской шинели, заплакала:

— Ох, Санейко, ох, соколик ты мой… Вот ведь пришлось дожить, что и мой Санушко в солдатах.

Отец вышел на кухню и сказал строго:

— Не причитай, мать… Може, еще живой да здоровый вернется…

А на другой день, одиннадцатого марта 1918 года, с винтовкой и солдатской котомкой за спиной шагал я по улицам города в одном ряду с Виктором Суворовым и Семеном Шиховым.

Виктор тихонько говорил мне:

— Нас с тобой коли убьют, никому ничего не сделается, только родители, конечно, горько поплачут. А если Семен не вернется, у него восемь сестренок без кормильца будут. Отец у них — только слава одна, что отец. Да и мать кашляет.

Шихов, повернувшись в нашу сторону, сердито спросил:

— Чего невеселые? Раньше смерти помирать собрались, что ли?

— Как же! — ответил Виктор. — Помирать-то кому охота? Да еще в восемнадцать лет!

— А это смотря за что помирать… Ежели за дело, так оно и можно, — медленно произнес Семен. — А так вообще — что и говорить! — любому жалко с жизнью расставаться.

Недалеко от центра города Шихов и Паша Быков, перемигнувшись, запели:

Колонна дружно подхватила:

На площади, у собора, около братской могилы красногвардейцев, мы остановились. Здесь со склоненными к земле знаменами выстроились все дружины.

Несколько человек выступили с речами. Ораторы говорили с постамента, на котором раньше стоял памятник царю. Один из них был в папахе и кожаной куртке. Он заговорил высоким, срывающимся голосом, и Паша, вскинув глаза, удивленно воскликнул:

— Смотрите, девчонка!..

Ей было никак не больше восемнадцати лет. Время от времени она энергично взмахивала маленьким кулаком и потом поправляла папаху, сползавшую ей на глаза. Сзади кто-то сказал:

— Шуркой звать, а по фамилии Лошагина. Шустрая такая, из злоказовских — фабричная. А теперь, выходит, сестра милосердия: вишь вон красный крест.

А. В. Лошагина(снимок 1926 г.).

Кончив пламенную речь, Шура неожиданно вытерла нос рукавом — и сразу стало очень заметно, что, несмотря на свои куртку и папаху, она всего лишь малорослая девочка, худенькая и озябшая.

Прямо с площади дружины пошли на вокзал.

Во время погрузки в вагоны меня дернул за рукав Паша. Я обернулся и увидел Шуру.

— У нее папаха велика, — сказал Быков. — А тебе твоя сильно маловата. Поменяйся с ней.

— Моя взаправду велика, — закивала Шура.

— Чего же не поменяться? На, примеряй. — И я с готовностью протянул ей свою трофейную папаху.

— Ой, в самый раз! — обрадовалась Шура. — Возьми мою!

Шурина папаха пришлась мне впору, и мы пошли к своим теплушкам.

А ночью, засыпая на соломе под мерный стук колес, я думал о том, какое замечательное время наступит, когда мы уничтожим всех врагов Советской власти и в каждом доме будет вдоволь хлеба.

Так начался второй поход против Дутова. Эшелоны наших дружин двинулись в Южноуральские степи, чтобы еще раз дать отпор контрреволюционным бандам.

После небольшой остановки в Челябинске дружины поехали дальше и вскоре высадились в Троицке. Дутовские шайки почти полностью окружили Троицк. Они неоднократно пытались ворваться в город, разрушали железную дорогу, прерывали связь с Челябинском. Члены городского Совета, ожидавшие помощи, тепло встретили нас.

В Троицке был организован Центральный штаб отряда. В него вошли начальники и комиссары дружин. Общее командование осталось за Циркуновым. Начальником Центрального штаба выдвинули Александра Ивановича Рыбникова, бывшего прапорщика царской армии, рабочего-сталевара Верх-Исетского завода. А старшим комиссаром избрали И. М. Малышева.

А. И. Рыбников.

Пока командиры разрабатывали план дальнейших действий, дружинники расположились на отдых. Под ружьем были посменно лишь дежурные подразделения.

Гуляя по городу, бойцы молодежной сотни задержали наглого незнакомца.

— В ичигах киргизских, в малахае, в бешмете местного покроя, а разговор и обличье барские, — рассказывал Саша Викулов. — Ну и привели этого «киргиза» в штаб. Оказалось, дутовский лазутчик, родич одного из белоказачьих главарей.

Шпиона расстреляли.

Спустя несколько дней отряд в составе четырех дружин двинулся через казачьи станицы на Верхне-Уральск.

Сначала мы не встречали сопротивления. Поселок Берлинский заняли без единого выстрела. Население встретило нас мирно. Комиссары собрали жителей, рассказали им о задачах Советской власти. Из казачьей бедноты был избран поселковый Совет.