Кирилл Левин - Солдаты вышли из окопов…

Машков по старой привычке ударил его:

— До сих пор, сволочь, не научился ходить!

Но вот болото кончилось, показались кусты, редкие деревья, покатый, со срезанной вершиной холм, а за ним — желтая песчаная дорога. Солнце медленно ползло по синеватому, с белыми лоскутьями облаков небу. Шли уже больше двух часов. Становилось жарко. Все мучились от жажды. Черницкий размашисто шагал, завалив штык, неутомимо шутил с товарищами. Уставший Карцев удивлялся его бодрости. Пользуясь тем, что рота шла вразброд, он пробрался к Черницкому. Возле него, прихрамывая, ковылял Чухрукидзе: новые сапоги были ему велики, портянки сбились у пальцев, и он натер ногу. Черницкий посоветовал ему присесть и перемотать портянки, но Чухрукидзе, застенчиво улыбаясь, мотал головой: боялся взводного.

Впереди роты на серой лошадке ехал Васильев. В двух шагах от него бодро выступал Бредов. Штабс-капитан был рад начавшейся войне. «Здесь моя академия, — рассуждал он, — я окончу, окончу ее, и только смерть может мне помешать». Он нетерпеливо продумывал блестящие боевые планы. Сколько бессонных ночей провел он за книгами и картами, теперь все это должно окупиться.

С ласковой снисходительностью поглядывал он на прапорщика запаса, шедшего неумелым подпрыгивающим шагом. Что понимает этот юнец в сложной и прекрасной науке войны? Идет он, полный петушиного самодовольства, гордый своим офицерским званием. Пишет, наверно, какой-нибудь Верочке, восхваляя войну, влюблен в свои погоны, и если не трус, то бросится по молодой горячности вперед, в первом же бою и пропадет, как Петя Ростов… Нет, он, Бредов, так дешево себя не отдаст. Прятаться не станет и, когда понадобится, подставит грудь пулям, но только, конечно, в том случае, если иного выхода не будет…

Рысью проехал пожилой и толстый подполковник Супрунов. Протяжно скомандовал остановиться. Приклады винтовок нестройно стукнули о землю.

Это был первый привал — получасовая остановка.

Солдаты торопливо сняли походные мешки и повалились на землю. Голицын (он, как и все запасные унтер-офицеры, был в строю рядовым) проворно стащил сапоги и перемотал портянки.

— Вот так-то, паренечки, — весело сказал он, поворачивая к солдатам круглую, коротко остриженную голову, — сорок годочков скоро мне стукнет, проделал я и японскую и китайские кампании и многому там, паренечки, научился. Главное в походе, чтобы ногам удобно было. Тогда воевать легче.

Он критически смотрел на переобувающегося Чухрукидзе и показал ему, как лучше завертывать портянки. Карцев, отделенный командир, заботливо оглядел своих людей. Чухрукидзе, Рогожин, Самохин — все это свои, близкие по казарме ребята. Самохин лежал на спине, подложив под голову скатку, и хватал воздух открытым, жалобно искривленным ртом. Солнце сильно напекло ему голову. Карцев посоветовал положить под фуражку мокрый платок.

Время подходило к полдню. Прошли длинную деревенскую улицу, но не остановились, хотя всем хотелось пить и низкие срубы колодцев мучительно привлекали. Некоторые солдаты воровски выбегали из строя, крались к колодцам. Женщины одаривали солдат яблоками.

Песчаная дорога то подымалась на холмы, то опускалась в низины. Редкие заросли тянулись по сторонам. Вдруг послышалось густое шмелиное жужжание, тонкая хвостатая тень появилась в небе. Солдаты закинули вверх головы, и когда кто-то крикнул, что это германский аэроплан, поднялась суматоха. Раздались отдельные торопливые выстрелы. Охваченный боевой яростью, Машков собрал свой взвод и приказал стрелять залпами.

Васильев на коне ворвался в ряды.

— Стой, стой! — кричал он. — Это наш аэроплан! Прекратить огонь!

Мимо проехал казачий разъезд. Казаки ехидно подтрунивали над пехотой, их начальник, молодой, рябоватый хорунжий, иронически откозырял Васильеву, по-пехотному сидевшему в седле, и, щегольски изогнувшись, галопом поскакал вперед. Обдавая пылью солдат, казаки скрылись за холмом. Наконец скомандовали остановиться. Составили винтовки, дозоры разошлись по сторонам. Васильев, сердито посматривая на дорогу, что-то сказал подпоручику Руткевичу. Тот вскочил на капитанского коня и поехал назад. Прошел час. Никто не знал, долго ли еще останутся тут. Офицеры совещались возле одинокой избы, стоявшей на опушке дубового леска, солдаты сидели и лежали на земле. Чухрукидзе, морщась, рассматривал стертую ногу. Голицын осторожно доставал щепоть махорки из кисета, а Самохин спал, уткнувшись лицом в походный мешок. Только к вечеру приехали кухни, найденные Руткевичем. Оказалось, что они не имели точного маршрута и двигались по другому пути. Роты мгновенно разобрали котелки.

Во время обеда послышался гудок. К избе подъехал серый запыленный автомобиль. Из него вышел начальник дивизии генерал Потоцкий и заговорил с офицерами. Подполковник Супрунов стоял вытянувшись, кивком головы показал на солдат, но генерал махнул рукой, как будто отказывался от чего-то, сел в машину и уехал.

Приказали строиться. Загибин, потерявший свой щегольской вид, справлялся у Машкова, скоро ли придут на ночевку, но взводный сам ничего не знал. Рогожин, шедший возле Карцева, с завистью вспомнил вольноопределяющегося Петрова, которого перед самым выступлением в поход отправили в Иркутское военное училище.

Не спеша надвигался августовский вечер. Темнело небо, сыростью веяло из леса, галки низко кружились над деревьями, готовясь к ночлегу. Вблизи виднелась деревня. Нарядный дом, крытый черепицей, форпостом стоял в поле. Плетеная изгородь окружала его. Белая лохматая собака яростно залаяла на солдат. В сумерках видно было, как остановилась и отошла в сторону, в поле, девятая рота. Васильев слез с коня. Через минуту стало известно — ночевать будут здесь, в поле. В мягкую, много раз паханную землю вбивали низенькие колышки, растягивали серые полотнища палаток. В них пробирались ползком, мешки клали под головы, ложились прямо на землю, кутаясь в шинели.

Карцев был назначен в полевой караул. Вместе с Рогожиным, Чухрукидзе и Самохиным его отвели шагов за шестьсот от стоянки. Руткевич показал, откуда можно ждать противника, и, нахмурясь, сказал:

— Вы не думайте, что если мы на русской земле, то нет опасности. Возможно, что германские разъезды пробрались уже к нам и бродят где-то тут недалеко. Смотреть в оба. Винтовки зарядить. В случае чего — немедленно послать ко мне связного.

Туман стлался по низине. Босоногая девчонка промчалась мимо, гоня гусей в деревню. Гуси бежали, вытянув шеи, распустив крылья, гоготали. Мычание коров, лай собак, громкие женские голоса, доносившиеся из деревни, стреноженная лошадь, щипавшая невдалеке траву, — все это было мирное, успокаивающее.